Сергей Кургинян - Смысл игры и другие выступления

Я, вот, испытываю невероятный подъем по поводу того, что не должен бодаться со Сванидзе в программе «Исторический процесс». При этом я совершенно не зарекаюсь оказаться в каких-нибудь других телевизионных проектах, если они будут отвечать фундаментальным интересам общества. Но когда я знакомлюсь с тем, что по поводу этого «Исторического процесса» говорят, как он обсуждается, я развожу руками и прихожу, вот, в эту оторопь по поводу того, что мысли-то нет вообще! Ну, я не буду говорить, там, — Петровская, Ларина и Сванидзе обсуждают меня.

Я, вот, испытываю невероятный подъём по поводу того, что не должен бодаться со Сванидзе в программе «Исторический процесс», при том я совершенно не зарекаюсь оказаться в каких-нибудь других телевизионных проектах, если они будут отвечать фундаментальным интересам общества. Но когда я знакомлюсь с тем, что по поводу этого исторического процесса говорят, как он обсуждается — я развожу руками и прихожу вот в эту оторопь, по поводу того, что мысли-то нет вообще! Ну, я не буду говорить, там: Петровская, Ларина и Сванидзе обсуждают меня… Но они примерно обсуждают меня так, как пятиклассники обсуждают директора школы в туалете между собой. Ну, это их полное право, им не предпишешь нормы обсуждения. Не в этом дело. Обсуждается господин Киселёв: лучше или хуже он спорит. И опять абсолютно не в этом дело и не хватает мысли даже на то, чтобы понять, что не в этом дело. Ну вот вы сами, слушатели этой программы, подумайте хотя бы одну минуту и скажите мне — в чём дело? В чём большая проблема, связанная с программой «Исторический процесс» после моего из неё ухода? Она ж не в том: кто ярче спорил, кто более блекло спорит. Даже не в том, кто занимал просоветские позиции, а кто занимает позиции в духе Единой России. И не в счёте, который после этого возникает, и не в рейтинге. А в том, что программа «Исторический процесс» была задумана, как уникальный русский телевизионный продукт, историософский по своей сути. Впервые в истории очень многих стран мира, создающих те или иные телевизионные проекты, было реализовано нечто, претендующее на недопустимый интеллектуализм, недопустимый для Англии, Америки, для кого угодно. И суть этого интеллектуализма была не в спорах об истории, а в желании сопоставить два разновременных исторических события, наложив их друг на друга так, чтобы через них просвечивалось что-нибудь сутевое, что-то, как бы, заслуживающее названия «историческая судьба», «исторический рок», не знаю, «исторический инвариант». Для этого нужно правильно формулировать две темы и правильно накладывать их друг на друга и после этого правильным образом их обсуждать. Всё, что происходит сейчас, это первое — неспособность сформулировать темы, второе — невозможность их друг на друга наложить, и третье — невозможность их обсуждать на уровне подобного наложения, то есть уровне по сути своему историософском. Вместо этого берутся две темы очень условно сшиваемые друг с другом даже не белыми нитками, а непонятно чем, и после этого их обсасывают в лучшем случае политологически, но уже и не исторически, и тем более не историософски. Произошло катастрофическое падение уровня, говорящее о том, с какой радостью наша интеллигенция, или наше так называемое мыслящее сообщество, упрощается. Вот оно сбросило с себя эту тягостную необходимость вести проклятые разговоры о собственной судьбе, но если оно не будет вести эти разговоры, то всё это обязательно кончится тем, чем оно должно кончится — катастрофой. Потому что это всё Титаник. Это поезд, который катится по определённым рельсам в сторону обрыва. Это надо осмыслить и надо успеть собрать силы для поворота в ту или другую сторону. Не для политической борьбы: одно дело вести политическую борьбу с Путиным, а другое дело говорить об исторической судьбе. Потому что если путинский курс приведёт к краху России, то, как мне кажется, и для политического лидера того типа, которым является Путин, это будет, абсолютной катастрофой, но уж то, что это будет жизненной катастрофой, то, что это кончится, так сказать, не нобелевской премией, а физическим уничтожением — это-то понятно! Ну так тогда давайте обсуждать что лучше: небытие России или её выход за капиталистические рамки. Хотите оставить Россию в капиталистических рамках? Тогда осуществляйте революцию сверху, меняйте криминальную природу класса. Бывали такие случаи в истории, хотя и нечасто, но нельзя же не делать ничего, а, главное, нельзя же всё это не обсуждать, не осмысливать, не ставить на повестку дня! А если все перестанут ставить это на повестку дня, а поезд будет ехать туда же, куда он едет — что будет?