Сергей Хрущев - Никита Хрущев. Рождение сверхдержавы

Вот мое предложение: никакого больше, как Вы называете, наступательного оружия на Кубе, а то, которое уже там, мы заберем и уничтожим. Вы же в ответ обязуетесь снять блокаду, не вторгаться на Кубу. Не предпринимайте пиратских действий против советских кораблей.

Если Вы не потеряли самообладания и имеете разумное представление о том, к чему это может привести, тогда, господин Президент, мы с Вами не должны тянуть за концы каната, на котором Вы завязали узел войны, потому что чем крепче мы оба будем тянуть, тем сильнее стянется узел и придет время, когда узел придется разрубить, а что это означает, не мне Вам объяснять, потому что Вы сами прекрасно понимаете, какими страшными средствами обладают наши страны. Следовательно, если не в наших намерениях стягивать узел и тем самым обрекать мир на катастрофу ядерной войны, то давайте не только перестанем тянуть за концы каната, но и примем меры к тому, чтобы узел развязать. Мы к этому готовы».

Вот такая большая цитата. Она отражает не только логику, но и эмоциональный настрой отца в день, когда он почувствовал, что война выползает из бумажных ворохов угроз и становится реальностью.

В Белом доме раз за разом перечитывали письмо. Пытались отыскать скрытый смысл, разгадать истинные намерения отца. Обсуждение затянулось до утра. У президента вновь появилась надежда, что военного вмешательства, возможно, удастся избежать. Однако начальники штабов считали иначе и с каждым часом становились все решительнее.

О том, что Скэйли настойчиво просит принять его для передачи не терпящей отлагательства информации из Москвы, Дину Раску передали в начале седьмого, когда только приступили к чтению письма отца. Такая активность Кремля свидетельствовала, что там обеспокоились не на шутку. Покидая заседание Исполкома, Раек смог перекинуться лишь несколькими словами с президентом и получил от него четкие инструкции. То, что Скэйли передаст Фомину, по сути дела, являлось предварительным ответом на полученное письмо.

Скэйли поразился спокойной реакции государственного секретаря на его сенсационное сообщение. Тем не менее Раек побоялся взять на себя ответственность за окончательное решение. Посадив его в свой лимузин, он повез журналиста к заднему крыльцу Белого дома. На подходе к дверям Овального кабинета их, как назло, засек Пьер Сэлинджер. Он чуть ни с кулаками набросился на Скэйли — только журналистов сегодня не хватало на заседании Исполкома. Но Раек что-то тихо шепнул ему на ухо и, раскрыв дверь, произнес, обращаясь к Скэйли: «Нам сюда».

Скэйли уже не удивлялся, обнаружив, что за дверью его ожидает президент Соединенных Штатов Америки. Он повторил Кеннеди свой рассказ. Президент поручил Скэйли передать советскому представителю, что «на высшем уровне правительства Соединенных Штатов» усматривают в его предложениях реальную основу для переговоров и что представители США и СССР в ООН «могут начать обсуждение изложенных проблем как с У Таном, так и между собой». [93] Michael R. Bischloss. Crisis Years, 1991. P. 521

На прощание Кеннеди предупредил: ни в коем случае не упоминать его имени, говорить только о правительстве. Ему очень не хотелось, чтобы в Кремле почувствовали, насколько напряглась обстановка в Белом доме.

Фомин и Скэйли встретились, как и условливались, вечером, в 7.35. Скэйли передал ответ слово в слово. Внимательно выслушав, Фомин пообещал немедленно проинформировать Кремль.

Это снова версия, принятая в официальной историографии Карибского кризиса.

На самом деле Скэйли пришел в Белый дом не с предложениями Кремля об урегулировании кризиса, а пересказал президенту страшилку Фомина. Не зря в американской историографии Карибского кризиса так акцентируется Берлинский аспект.

Там, видимо, не на шутку взволновались, потому что около четырех часов Скэйли уже позвонил Фомину в посольство и попросил о новой встрече. Время ее известно точно: 7.35 вечера. [94] Ibid. P. 522.

Пришел же на нее Скэйли не с ответом Белого дома, а с четко сформулированным предложением Кеннеди: СССР демонтирует и вывозит с Кубы ракетные установки под контролем ООН; США снимают блокаду с Кубы; США публично берут на себя обязательство не вторгаться на Кубу.

Фомин поинтересовался, кто же это поручил ему предложить такое.

— Высочайшая власть, — напыщенно произнес Скэйли.

— А какая-такая «высочайшая власть»? — гнул свое Фомин.

— Джон Фитцджеральд Кеннеди — президент Соединенных Штатов Америки, — отчеканил Скэйли.