Сергей Хрущев - Никита Хрущев. Рождение сверхдержавы

Прошлой зимой, когда они встречались с Королевым, отец задал главному конструктору сакраментальный вопрос: за кем будущее, сможет ли ракета заменить бомбардировщик? Нечего говорить, Сергей Павлович поддержал отца. Но он лицо заинтересованное.

На заседании отец предложил не терять времени, как только мы убедимся, что «семерка» летает, не дожидаясь окончания испытаний, начать строительство боевых стартов. Тем самым мы сэкономим время, выиграем годы, даже если придется кое-что переделывать.

Что и говорить, отец предложил непростое решение. Ошибка могла обойтись стране очень дорого. Ему хотелось тщательно взвесить достоинства и недостатки нового оружия, удостовериться в своей правоте. К сожалению, настоящего разговора не получилось. Да, военачальники поддержали отца, но как-то формально, так что отвечать за неудачу, пусть перед совестью, что еще труднее, предстояло ему одному. Даже Жуков, человек прямой и решительный, не занял однозначной позиции, не определился. Не то чтобы он придерживался противоположной точки зрения и промолчал. Нет. Что Хрущев! Жуков и со Сталиным спорил! Но не лежала его душа ко всем этим штучкам. Конечно, «катюши» хорошо дополняли артиллерию во время войны, но только дополняли. А со своими ФАУ немцы ничего не добились, так, поковыряли Лондон. С другой стороны, позиция отца позволяла получить ответ на вопрос, как поразить цели в США. Жуков проголосовал за, но настоящим сторонником, энтузиастом нового направления в военной технике не сделался. Что же говорить об остальных, прославленных прошедшей войной генералах и маршалах. Военачальники жили старым багажом, над ними тяготели апробированные способы ведения операций. К ним обращался отец со своими идеями создания новой, опирающейся на ракетную мощь армии. Они его не слышали, вернее, не хотели и не могли услышать.

В 1930-е годы маршал Тухачевский предрекал большое будущее ракетному оружию, динамореактивной артиллерии. Большинство коллег считало его фантазером. После ареста и гибели его идеи использования ракетного оружия признали вредительскими, занимавшиеся разработкой новых конструкций инженеры последовали за маршалом на Лубянку и в Лефортово.

Армия сделала ставку на ствольную артиллерию и, казалось, не ошиблась — она хорошо зарекомендовала себя во время войны.

Аргументация отца, обосновывающая необходимость перехода на новые виды вооружения, не вызвала открытой дискуссии. Не хотели связываться. Дома же, «за рюмкой чая», как любят выражаться военные, какими только эпитетами не награждали отца. И тут поминали Тухачевского, но уже совсем по-иному: для многих он продолжал оставаться если уж не врагом народа, то субъектом подозрительным. Генералы, получившие свои звания и ордена из рук Сталина, несмотря на доклады, съезды, оставались ему верны. Так что с этой стороны поддержки ракетам ожидать не приходилось.

К тому же привычки ломаются нелегко. Ракеты старым воякам казались чем-то потусторонним, непонятным. Даже непривычность внешнего вида нового оружия настраивала их на скептический лад, вызывала реакцию отторжения.

Среди немногих, кто поддержал отца, всерьез выступал за ракетное перевооружение, выделялся маршал артиллерии Неделин. Он хорошо изучил немецкие ФАУ, досконально разбирался в королёвских изделиях. В будущее ракет он верил беззаветно. Его поддерживал начальник Генерального штаба маршал Василий Данилович Соколовский — как считал отец, единственный наш военный теоретик, обладавший даром аналитического мышления.

Сам отец не унывал. За свою жизнь ему приходилось проталкивать не одно новшество, не одну поначалу представлявшуюся сумасшедшей идею. Он знал, как это трудно проходит, сколько требует усилий. Он предложил не принимать сейчас окончательных решений, дело крайне серьезное, подумать, все взвесить и вернуться к вопросу о ракетах позже, на следующем заседании. Он надеялся, что успешные испытания «семерки» многое изменят в умах военных. Но отец, как это с ним не раз случалось, забежал вперед. Потребовались годы, пока высказанные им мысли стали звучать тривиально, как и полагается всякой истине. На этом заседании Совета обороны он сделал первый шаг. И еще не раз и ему, и нам придется возвращаться к не утихавшему долгие годы спору между ракетчиками и авиаторами, ракетчиками и моряками, ракетчиками и пушкарями. А если посмотреть глубже, то между теми, кто с помощью нацеленных на противоположный континент ракет мечтал сделать войну невозможной, и теми, кто, невзирая ни на что, продолжал считать ее последней инстанцией в отыскании истины, последней ступенью в утверждении своего превосходства, инструментом сильного в подавлении слабого. Из чисто военного спор превращался в политический и даже идеологический.