«Третьего дня за обедом решили поехать на прием в честь космонавтов (билет прислали утром). — Я снова цитирую дневник Александра Трифоновича. — Можно пропустить десять обычных, но этот стоит посмотреть, как новые хозяева принимают.
Было многолюдно, думаю, что пришли все приглашенные: одни, чтобы показать, что их пригласили, с ними все в порядке, другие, как, например, я, отчасти, чтобы не навлекать на себя предположений об “оппозиционном” по отношению к новому руководству демонстративном поведении, третьи потому, что никогда не пропускают такой возможности, а все вместе с известной долей любопытства: как оно будет без привычных за все эти годы речей и тостов Никиты Сергеевича?
Было, по правде, довольно скучно, речей почти что не было слышно, а когда мы от нашего отдаленного стола прошли вперед, чтобы посмотреть, как там что, то оказалось, что президиум отгорожен, и в проходе стоят человеки в черных пиджаках и вежливо преграждают путь. К Никите Сергеевичу, бывало, выстраивалась очередь чокнуться с ним, и он это делал с неутомимой готовностью. Он любил быть хозяином стола, конечно, узурпируя простодушно права остальных членов на провозглашение тостов, на малейшее обнаружение своего присутствия. Он все брал на себя: и торжественную, официальную часть, и порядок провозглашения здравиц, и затейническую часть вплоть до приглашения к танцам.
Здесь все заморожено, несвободно и как бы неуверенно, хотя внешняя сторона была на самом высоком уровне помпезности». [40] Твардовский А. Т . Указ. соч. С. 138.
Любопытные замечания, но я их привожу так, к слову, в тот день обстановка и тосты на кремлевском приеме нас интересовали меньше всего.
К концу дня ничего не подозревавший отец вернулся домой. Прогулка освежила и успокоила его. Однако реакция на переполох, вызванный неожиданным отъездом, не заставила себя ждать. Не прошло и часа, как в доме появился Мельников. Вид у него был расстроенный.
— Никита Сергеевич, вам предложено с завтрашнего дня переехать на дачу и временно не возвращаться на городскую квартиру, — отводя глаза в сторону, вполголоса произнес Сергей Васильевич, обращаясь к сидевшему за обеденным столом со стаканом чая отцу.
— Хорошо, — последовал равнодушный ответ.
Мы уже стали привыкать к этой, столь невяжущейся с привычным образом отца, бесцветной реакции на непрекращающиеся уколы. Казалось, ничто его больше не волнует — на дачу так на дачу, в Сибирь так в Сибирь.
Сидевшая рядом мама заволновалась:
— Как же так, завтра уехать и не возвращаться? Ведь мы даже вещи собрать не успеем!
Отец никак не реагировал на эти слова, а Сергей Васильевич пояснил, что это распоряжение касается только отца. Члены семьи могут бывать здесь, когда им угодно, пока нам не будет предоставлена другая квартира в городе.
Итак, отцу приказано покинуть Москву. Эта уловка была вполне естественной, ведь дорога в город с дачи занимает около часа. Возможность неожиданного появления отставного премьера в нежелательном месте, таким образом, резко уменьшалась.
На следующий день мы переехали на дачу. Отец оставался там безвыездно до переезда в Петрово-Дальнее, если не считать редких поездок в поликлинику.
16 ноября 1964 года открылся очередной Пленум ЦК. Именно на нем отец предполагал обсудить новую Конституцию. Теперь Пленум занимался совсем другими делами: объединили разъединенные Хрущевым областные комитеты партии, решали кадровые вопросы, «хрущевцы» изгонялись из власти, на их места приходили лица, особо проявившие себя в период подготовки перемен во власти.
Отца, хотя он и оставался членом Центрального Комитета, на Пленум не пригласили, более того, ему позвонил заведующий Общим отделом ЦК Малин и, запинаясь, передал «просьбу» в Свердловском зале Кремля не появляться.
Не пошел на Пленум и Аджубей, но его, в отличие от отца, как оказалось, ждали. Когда выяснилось, что Алексей Иванович отсутствует, Брежнев послал за ним нарочного. Алеша до смерти перепугался, на Пленум он шел как на Голгофу, понимал, что с ним решили расправиться, рассчитаться за его близость к отцу, за «чрезмерную» активность, за демонстративное игнорирование прямого начальника Михаила Андреевича Суслова, за то, что он якобы претендовал на пост министра иностранных дел. В общем, причин для волнения набиралось предостаточно. Что навоображал себе впечатлительный Алеша по пути в Кремль, знал только он сам.
В то время в Москве много судачили о том, что говорил Аджубей, как он себя повел, почему-то делался упор на том, что он не собирается разводиться с моей сестрой. Это ставилось ему в заслугу, в сталинские времена подобное «вольнодумство» могло окончиться очень печально.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу