Сергей Хрущев - Никита Хрущев. Пенсионер союзного значения

Самое большое удовольствие отцу доставляли костры. В любую погоду, даже если шел дождь, спрятавшись под бежево-зеленоватой накидкой, [51] Эту накидку отцу подарил г-н Буссак, крупный французский предприниматель, специализировавшийся на текстильном производстве, владелец реакционной «правой», как тогда докладывали отцу, газеты «Орор». Повстречавшись во время визита отца во Францию, они почувствовали взаимную симпатию, и их контакты продолжились. К праздникам Буссак присылал отцу сувениры: то бутылку вина, то еще что-то. Так попала к отцу и накидка. Ему она очень понравилась своей рациональной простотой, и он не расставался с ней до последних дней. в которой он напоминал французского полицейского, отец собирал по лесу хворост, зажигал костер и часами смотрел на огонь. Костер напоминал ему далекое детство: ночное, коней, печеную картошку, родную Калиновку. По выходным рядом сидели все мы, но чаще всего его единственным спутником был преданный Арбат.

Другое воспоминание молодости у отца связывалось с южной степью. Он жил в Донбассе, в Гражданскую войну воевал на Дону, в Астрахани, в Причерноморье. Его влекли степные звуки и запахи, особенно запах чабреца. Он часто рассказывал о нем, а когда я собрался на машине в отпуск на юг, с заездом в южноукраинский заповедник Аскания-Нова, попросил привезти букетик этой диковиной травы. Я пообещал выполнить поручение отца, но, на свою беду, очень приблизительно представлял, как этот чабрец выглядит. Отец объяснил, что это низкорослое и пахучее растение. Непаханую целину Аскания-Новы устилал ковер из низкорослых пахучих трав. Вот только какая из них чабрец? Я выбрал лучшую на мой вкус. Со всеми предосторожностями доставил отцу. Он понюхал, поблагодарил и повесил пучок в углу спальни на зеркало. Там он и провисел до его самой смерти, потом еще долго хранился у меня дома, пока окончательно не истлел и не рассыпался в прах. Еще через годы жена принесла домой пучок какой-то травы. Свое детство она провела в приазовских степях, тоже полюбила чабрец и теперь отыскала его в Америке. Травка пахла очень приятно, но не имела ничего общего с той, которую я привез отцу. Вместо чабреца я нарвал низкорослой полыни, но отец и вида не подал, не хотел меня расстраивать.

С приходом весны 1966 года отец нашел себе постоянное занятие в огороде. Появилась полиэтиленовая пленка, и он принялся за теплицы. Собрал валявшиеся на территории дачи водопроводные трубы, согнул их, покрасил, вбил в землю. Каркас теплицы был готов. Работал он самозабвенно, не умея ничего делать вполсилы. К огороду привлекались все: дети, внуки, гости, молодые парни из охраны. Комендант Мельников тоже активно включился в эту деятельность — гнул трубы, копал землю. По-другому вел себя его заместитель Лодыгин — тот в работах сам не участвовал и в свое дежурство запрещал подчиненным помогать отцу.

Теплицы установили у дома. В них вызревали отличные помидоры и огурцы. Растил их отец по науке: завел себе сельскохозяйственную библиотечку, следил за новостями в этой области. Постепенно огород расширялся, у дома уже места не хватало. Новые грядки отец разбивал внизу под горкой, на опушке окружавшего дачу леса, как он говорил, на лугу. Там без пленки росли укроп, редис, картошка, тыква, подсолнухи и, конечно, кукуруза. Рядом с огородом на деревьях располагалась колония грачей, и они с интересом следили за посадками. Как только всходила кукуруза и подсолнухи, грачи рано утром слетали с деревьев, выдергивали ростки, склевывали зерна, а стебельки оставляли лежать ровными рядками на грядках. Войну с ними отец вел с переменным успехом. Предложение перестрелять грачей из ружья отец отверг сразу. Ему было жалко птиц. Поэтому он пытался защититься пассивными способами: сооружал над проклюнувшимися ростками заграждения из колючих веток, ставил пугало. На пугало грачи внимания не обращали, а между ветками пробирались с ловкостью кошки.

Тем не менее врагами они с отцом не стали. Он любил живность. Как-то подобрал выпавшего из гнезда грачонка, выкормил его. Птенец еще не научился каркать по-взрослому, и когда видел пищу, широко раскрывал клюв и поквакивал. За это его назвали Кавой. Постепенно он стал совсем ручным. Всюду летал за отцом, ел из его рук. Теперь они гуляли втроем: отец, Арбат и Кава. В доме еще жили сибирская кошка, канарейка, которыми поначалу занимались внуки, а потом подбросили деду. В саду стояли ульи с пчелами — хозяйство Лены.