« 11 мая 1956 года, вскоре после праздника 9 Мая, нас, пятерых из бывших тогда в живых молодогвардейцев, а также А.А. Фадеева пригласил к себе на дачу под Москвой Н.С. Хрущев. Там он завел разговор о... прощении (за давностью лет) предавшего под пытками членов штаба «Молодой гвардии» Виктора Иосифовича Третьякевича. Оказывается, он был сыном друга Н.С. Хрущева, земляка из с. Калиновка Курской области, где родился Н.С. Хрущев. Мол, никто из нас не гарантирован, что выдержит пытки . Четверо из нас высказались (от неожиданности, видимо) как-то неопределенно. Я же сказала, что, конечно, не могу ручаться, что выдержала бы пытки. Но... мы же давали клятву, в которой говорилось, что если кто-то из нас даже под пытками выдаст товарищей, то «пусть будет проклятье ему на всю оставшуюся жизнь» и т.д. Хрущеву это не понравилось. Он стал горячо что-то несвязное говорить. Мы молчали. Вдруг вскакивает А.А. Фадеев и гневно бросает в лицо Хрущеву, что он – бывший троцкист и ещё что-то. Хрущев страшно покраснел. Фадеев жутко побелел. Произошла очень некрасивая сцена... Я об этом ещё не рассказывала... И не знаю, надо ли говорить... Но встреча та была прервана. «До лучших времён», – как сказал Хрущев».
«Лучшие времена» для новой встречи так и не настали: 13 мая (т.е. спустя два дня) А. Фадеев застрелился.
Третьякевича потом, правда, не только реабилитировали (нашлись явные свидетельства его невиновности), но и даже посмертно наградили орденом, так что такого рода «ревизия» изначальной версии в отношении отдельных членов организации была более чем оправданна. И она нужна была прежде всего нам – для установления ПРАВДЫ. Но при этом многие «ревизионисты», возводя новых героев на пьедестал, почему-то стремились скинуть оттуда «прежних» несомненных героев «Молодой гвардии». Так пытались поступить, в частности, даже в отношении Олега Кошевого.
Вот что писал по поводу нападок на этого главного, по версии Фадеева, лидера молодогвардейцев директор краснодонского музея «Молодой гвардии» Анатолий Никитенко (а уж ему-то знакомы документы, связанные с деятельностью организации):
«К нам в музей приходят письма. Их авторы требуют рассказать всю правду об... Олеге Кошевом. Просят подтвердить, что Кошевой действительно погиб, и, более того, что он не был изменником Родины и предателем «Молодой гвардии» (!).
Нелепые слухи активно распространяются различными западными радиоголосами, которые неоднократно устами отщепенцев советовали нам пересмотреть свои взгляды на «Молодую гвардию» и её легендарного комиссара.
На подобные «советы» можно было бы не обращать внимания. Тем более что о последних днях и часах жизни Олега и его боевых товарищей уже много раз рассказывалось неоспоримым языком документов. Но, как видим, есть люди, которые прислушиваются и к злому шёпоту из подворотни. А значит, надо вновь и вновь возвращаться к этой теме.
В архивах нашего музея хранятся следственные документы, рассказывающие о дальнейших событиях. Сегодня они публикуются впервые.
Из протокола допроса арестованного Гейста от 4 ноября 1946 года:
«Вопрос: Установлено, что в период оккупации Ворошиловградской области германскими войсками вы служили переводчиком в немецкой жандармерии в г. Ровеньки. Вы подтверждаете это?
Ответ: Подтверждаю. С августа 1942 года и по день изгнания германских войск из г. Ровеньки Ворошиловградской области я служил переводчиком в окружном жандармском управлении.
Вопрос: Когда и при каких обстоятельствах был арестован Кошевой?
Ответ: Кошевой был задержан в последних числах января 1943 года вблизи железнодорожной станции Карпушино в шести-семи километрах от г. Ровеньки и доставлен в полицию, откуда передан в жандармерию. После непродолжительного следствия он был расстрелян.
Вопрос: Вы принимали участие в его расстреле?
Ответ: Да, я являлся участником расстрела группы партизан, в числе которых был Кошевой».
Из протокола допроса начальники ровеньковской полиции Орлова от 3 декабря 1946 года:
«Вопрос: Вы принимали участие в расправе над Кошевым?
Ответ: Олег Кошевой был арестован в конце января 1943 года немецким командиром и железнодорожным полицейским на разъезде, в семи километрах от г. Ровеньки, и доставлен ко мне в полицию.
При задержании у Кошевого изъяли револьвер, а при повторном обыске в ровеньковской полиции – печать комсомольской организации, а также два чистых бланка (временные комсомольские удостоверения).
Читать дальше