Но кроме статистики существует наука. Когда статистика советует «выплесни в костёр ведро — огонь и погаснет», наука предостерегает — «а вода в ведре или бензин?»
В ту пору на Украине бушевала инфляция похлеще российской. Карбованец, изначально (1992.01.01) равный советскому (и российскому) рублю, к моменту обмена по сто тысяч на одну гривню [115] Нынешняя денежная единица Украины именуется не гривна, а гривня. То ли попытались воспроизвести особенности польского произношения (украинский государственный диалект русского языка начали создавать по польской инициативе, да и в живой южнорусской речи за века польской оккупации накопилось немало польских слов), то ли решили подчеркнуть отсутствие исторической преемственности с древнерусской гривной — серебряным прутком, огибающим шею. На Руси издавна установилось несколько стандартов веса гривны, что позволило использовать её как крупную денежную единицу. Так, новгородская гривна весила 200 г; более поздняя московская — половина новгородской.
(1996.09.01) был немногим дороже двух тогдашних — тоже обесценившихся в тысячи раз — российских копеек.
Инфляцию же порождает избыток денег (не обязательно своих — так, российскую инфляцию нынче движет приток обесценивающихся нефтедолларов). Все прочие мотивы, перечисляемые теоретиками, — в конечном счёте лишь следствие из этой первопричины.
Явный парадокс. Денег в стране слишком много — цены-то растут как на дрожжах — и в то же время слишком мало — по сравнению с товарами.
По советскому обычаю, специалисты по общественным наукам вправе этих наук не знать. В частности, этот экономист — как и его более именитые коллеги вроде Глазьева, Делягина или главы отделения экономики Российской академии наук Львова — явно не знакомился даже с азами экономики. [116] С тех пор моё отношение к Сергею Юрьевичу Глазьеву, Михаилу Геннадьевичу Делягину и Дмитрию Семёновичу Львову заметно улучшилось. Мировая экономика развивается в направлении, где расхождения между нашими взглядами почти не проявляются, да и сам я в 2011-м пришёл к выводу об экономической целесообразности возрождения централизованного управления хозяйством уже к концу нынешнего десятилетия.
Пришлось мне в ответных статьях напоминать ему: инфляция всегда сопровождается дефляцией — и причина такой неразрывности вполне очевидна.
В начальный момент инфляции денег оказывается больше, чем товаров. Значит, цены начинают расти. Если пытаться какие-то цены фиксировать — возникает дефицит, и всё равно приходится покупать дороже (то ли переплачивать посреднику, то ли тратить на поиск товара больше времени — а ведь, как указал Бенджамен Франклин, «время — деньги»). Это, кстати, указывает: плановая экономика реагирует на инфляцию иначе по форме, нежели рыночная — но точно так же по содержанию.
Когда товаров — по сравнению с деньгами — не хватает, их ищут повсюду. В том числе и за рубежом. Поэтому особо растёт спрос на то, чем можно расплатиться даже там, где приём инфляционных фантиков не навязан силой власти. Зарубежные валюты, золото, драгоценности, прочие экспортные товары дорожают куда стремительнее, чем товарная масса в целом. Соответственно курс избыточных денег, выраженный в этих твёрдых ценностях, падает быстрее, чем работает печатный станок. И отношение денежной массы к товарной снижается. Инфляция закономерно порождает дефляцию.
Строго говоря, дефляция вызвана не столько избытком денег, сколько их перераспределением от внутренних производителей к импорту. Лауреат Нобелевской премии по экономике Фридрих Август фон Хайек показал: деньги — оптимальная форма носителя экономической информации. [117] Современное развитие информационных технологий позволяет в обозримом будущем создать более эффективные методы сбора и первичной обработки если не всей экономической информации, то по меньшей мере достаточной для принятия хозяйственных решений части сведений.
Любые манипуляции с ними искажают информационные потоки. В частности, переориентация спроса на импорт — одно из множества искажений, вызванных избыточным предложением денег — обессмысливает едва ли не самый частый в современном мире повод к инфляции — желание подстегнуть платёжеспособный спрос и тем самым поддержать отечественного производителя.
Увы, если уж ложный сигнал подан, восстановить экономическую истину довольно сложно. Скажем, в Соединённых Государствах Америки даже президент (1977—81) от демократической партии Джеймс Эрл Картер не смог переломить тенденцию, заданную его республиканскими предшественниками: Ричард Милхауз Никсон (1969—74) ради поддержки промышленности, в свою очередь традиционно поддерживающей правых, пошёл даже на отказ от соглашений, в 1944-м — усилиями демократа Фрэнклина Делано Рузвелта (1933—45) — обеспечивших доллару роль всемирной валюты, а Джералд Рудолф Форд (1974—77) даже не пытался противодействовать уже очевидным негативным последствиям. Для выхода из тупика потребовались героические усилия Роналда Уилсона Рейгана (1981—89): он, как республиканец, смог организовать дефляционный шок без немедленной агрессивной реакции промышленников. Те встали перед жёстким выбором: перестроиться или погибнуть. Многие заводы закрылись. Но остальные нашли новые пути обеспечения конкурентоспособности — и экономика СГА ожила. [118] Как выяснилось буквально через год после написания этой статьи, основным путём обеспечения конкурентоспособности оказался вывод значительной части производств в регионы дешёвой рабочей силы (в момент работы над статьёй я серьёзно недооценивал размах этого вывода). Это породило глобальный перекос в экономике и в конечном счёте — нынешний глобальный кризис. К сожалению, лекарство в очередной раз оказалось куда хуже болезни.
Не зря Рейган признан одним из лучших президентов.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу