Отсутствует не только тема отношений между ним и буржуазией. Отсутствует и тема отношений между ним и Западом. Между тем, нельзя запретить элите прятать деньги за рубежом, не разобравшись в историософии. Конечно же, историософией надо заниматься не потому лишь, что тебе надо удержаться у власти. Но если избежать восстания буржуазного класса против лидера можно, только положив конец так называемой счетократии (то есть зависимости нашей элиты от тех стран, где она хранит наворованное), то без историософии с этим классом не разберешься.
Начнешь без нее разбираться — тебе ответят: «Ну как же так, Владимир Владимирович! Вы нам говорили, что мы идем на Запад, поощряли это! Мы вам поверили, перевезли туда семьи, стали обзаводиться иноземными родственниками. Обросли собственностью. А теперь мы от всего этого должны отказаться только ради сохранения вашей драгоценной персоны? Так же нельзя! То есть так можно, если речь идет о нескольких «особых особах» — о том же Тимченко, например. Но системное решение, касающееся десятков тысяч людей, на такой основе, извините, не принимается!»
Именно так ответит Путину буржуазный класс, если он начнет с ним разбираться, игнорируя историософскую проблематику. И в этом случае буржуазный класс будет обладать легитимностью. А значит, он победит Путина, а не Путин его.
Для обеспечения легитимности самого Путина и его победы над буржуазным классом до зарезу нужна историософия. То есть нужно подвести черту под пакостной и несбыточной химерой нашего вхождения в Европу. И тут всё опять, как в «Двенадцати стульях»: утром подводим черту — вечером разбираемся с неприемлемой счетократией, вечером подводим черту — утром разбираемся с этой счетократией. Но сначала мы подводим черту, а потом разбираемся с историософски неприемлемой счетократией.
Можно сколько угодно пожимать плечами и говорить, что такой подход носит избыточно умственный и идеалистический характер. Но очень скоро станет ясно, что другого подхода нет. Что или-или. Или труд против капитала (еще раз подчеркну, что тут могут быть разные формы) и особизм против интегризма — или стремительное превращение Путина в Чаушеску.
Труд — вот главное, о чем сегодня стоит говорить и с политической, и со всех иных точек зрения. Оптимистические утопии, которые содержатся в послании Путина (станем главной сельскохозяйственной страной мира, утвердимся на рынке высоких технологий и пр.) нереализуемы при нынешнем отношении к труду, при сохранении за трудом недопустимого, унизительного места, задаваемого ему нынешним бытием. Нам нужно другое бытие и другое место труда в этом другом бытии. Или это — или смерть.
Другое бытие может возникнуть только по ту сторону мощного катарсиса. Катарсис невозможен без признания собственной вины. Надо признать, что не с кризисом мы имеем дело, а с глубочайшей катастрофой, устроенной врагами, которым не было оказано соответствующего противодействия.
Надо сказать: «Да, не оказали такого противодействия, но окажем. Да, проиграли войну, но возьмем реванш. И некого нам винить в том, что проиграли войну. Только самих себя. Очистившись в огне признания вины за поражение, мы придем к победе». И обеспечим то главное, о чем Сталин поведал Мао Цзэдуну.
«Главное — чтобы народ работал…»
Маяковский писал о том, что, видя свою фамилию в поэтической рубрике, он радуется: «Это мой труд / Вливается в труд моей республики» . Но он радовался этому сразу по двум причинам.
Во-первых, потому что понимал высокое качество своего труда. Понимал, что в чистую воду моря под названием «труд моей республики» вливалась чистая вода из реки по имени «Маяковский».
И, во-вторых, потому что гордился чистотой моря труда. Гордился тем, что он как гражданин республики, являющейся «весной человечества», может плыть в ее чистых, общенародных, трудовых водах. Для осуществления полноценного труда, труда, являющегося служением и достойного разного рода званий, включая звание Героя, нужны оба этих условия. Да-да, именно оба! И тут не столько дело в героях труда, сколько в труде как таковом.
Конечно, Маяковский — гений, то есть герой. В отличие от других, такими гениями не являвшихся, он не получил звания героя. Но его это не волновало. И он об этом прямо писал: «Сочтемся славою — ведь мы свои же люди, — / пускай нам общим памятником будет / построенный в боях социализм» .
Нет труда вообще. Есть социалистический и капиталистический труд. В прежнее время были Герои Социалистического Труда. Теперь, наверное, должны быть Герои капиталистического труда. Так ведь? Но по очень понятной причине говорится просто о «Герое Труда». Причем говорится так же, как об иных традициях советского времени. Мол, онтологии нет как нет, а знаки прельстительны.
Читать дальше