Сергей Кургинян - Суть Времени 2012 № 10 (26 декабря 2012)

Мы живем в обществе с подавленной реакцией морального отторжения. Отсутствие такого отторжения — одно из самых страшных свойств нашей «зоны Ч». Солженицын, провозглашавший «Жить не по лжи!», претендовал на роль советского Тэна и лгал как сивый мерин. Доказано, как именно он лгал. И что же? Где полноценная реакция морального отторжения?

Да и возможна ли она, если под вопли о демократии пренебрегают суждениями и оценками огромного большинства людей? И открыто называя этих инакомыслящих людьми второго сорта («мухами», «анчоусами» и т. д.), самодовольно констатируют, что этот контингент ничего не понимает в своей истории.

Все это может сказать не только общественное лицо, которое не теряет после этого позиций в обществе. Все это может сказать премьер-министр. И остаться премьер-министром.

«А, собственно, что такого?»

Что такого? Да, для обитателей «зоны Ч» в этом ничего особенного нет. Потому что первое, что отнимает «Ч» у тех, кто в ней обитает, — это историческое достоинство.

Девяносто лет назад образовалось великое государство. Это государство совершило великие деяния. Оно оказалось в очень сложных отношениях «конфликтной преемственности» с Российской империей.

Как именно оно сочетало конфликтность и преемственность?

Почему империя развалилась, а большевики собрали новую страну, которая привнесла в историю новый смысл и вместе с тем поразительным образом воспроизвела смысл предшествующий?

Как именно формировался СССР?

Какие по этому поводу шли споры?

К каким досоветским традициям адресует полемика, предшествовавшая формированию СССР?

Какая связь между этой полемикой и тем, что произошло в 1991 году?

О чем нам может поведать все это, коль скоро и поныне ведутся споры, поразительно напоминающие споры той эпохи?

Серьезный разговор об этом необходим и в политическом, и в моральном, и в экзистенциальном смысле. И кто-то должен его вести. Пусть даже все другие уворачиваются, увиливают, оглядываются на конъюнктуру, оправдывая свою позицию тем, что живут в «зоне Ч». Мы собрались для того, чтобы вывести свой народ из этой отвратительной зоны. И видя, что происходит вокруг, взваливаем на себя тот груз ответственности, который другие давным-давно с себя с наслаждением скинули.

До встречи в СССР!

Подлинный источник большевистского патриотизма, большевистской державности — якобинофильство. Якобинцы сказали своим революционным союзникам: «Будь ты хоть сто раз революционер, но если ты не патриот и не державник, то дорога тебе на плаху»

От редакции

Солженицын никогда не предъявлял к себе самому тех моральных претензий, которые он предъявлял окружающим, и, прежде всего, «растреклятой КПСС». Но особую моральную уступчивость он проявил в конце своей жизни по вопросу о Феврале. Солженицын «простил» февралистов, проявивших позорную несостоятельность во всем, что касается действительного отстаивания целостности российского государства. Сделав это, он сам беспощадно раскрыл подлинное содержание своего псевдопатриотического антибольшевизма.

Многие до сих пор не понимают, что наш враг придает вопросу о Феврале решающее значение. Потому что февральская смута и перестройка — это близнецы. Урок Февраля состоит в том, что для английской, французской, немецкой, американской и иной буржуазии (вплоть до китайской) государственность является огромной ценностью, а для российской буржуазии — это, что называется, «хэ, тьфу!». Так это было в 1917 году. И то же самое имеет место теперь. Потому-то врагу и нужно, чтобы у нас восхваляли Февраль и проклинали Октябрь.

В отличие от победившей в Феврале буржуазии, для большевиков государство было огромной ценностью. Утверждается, что оно было огромной ценностью только для Сталина и так называемых национал-большевиков. Но так ли это? Утверждается, что Ленин, отвергнув «план автономизации» Сталина, поступил антипатриотично, сделав СССР заведомо ущербным государством. На каких фактах базируются подобные утверждения?

Конечно, большевики относились к советскому государству, как к инструменту осуществления своего большого проекта. Но разве Третий Рим не был в чем-то сходным большим проектом, равно как и имперский проект Петра? Можно ли сохранить великое государство, аннулировав великий проект? В 1991 году мы убедились — нельзя.

Конечно, именно Сталин завершил формирование особого большевистского патриотизма, особой большевистской державности. Кстати, еще в марте 1918 года он заявил, что на первом этапе революции принудительный царский унитаризм сменится добровольным федерализмом. Но на следующих этапах федерализм уступит место унитаризму. Тем самым федерализму в России суждено сыграть переходную роль — к будущему социалистическому унитаризму.