Лев Тихомиров - Руководящие идеи русской жизни

Нам страшно тяжело, что эти истины приходится говорить, да еще тщетно, людям, являющимся защитниками Православия и Церкви. Но разве можно защитить христианство, отступая от него? Граф Лев Толстой тоже говорил о Христе; но то, что говорил Спаситель, графу Толстому не нравилось, он стал выкидывать не нравящееся и оставлять лишь то, что приходилось по его вкусу, рассуждению и темпераменту. Ну, и известно, к чему он пришел. Да и все еретики так поступали: выкидывали не нравящееся, казавшееся неподходящим. Так неужели на этот путь можно вступать защитникам Православия в настоящее время?

Они боятся «риска», они не верят своим стражам. И кто же не знает, что есть стражи ничего не понимающие, есть подкупные, есть поддающиеся запугиванию, есть искатели личной карьеры и особенно личного покоя, в котором сладко засыпают. Да ведь из этого положения нельзя выйти установкой «строжайших запрещений». Запрещение писано на бумаге и останется на бумаге. Реальное средство защиты состоит в том, чтобы не было негодных стражей, и чтобы за стражами тоже смотрели, то есть нужно, чтобы общество православное было одушевлено живой верой и деятельностью в Церкви. Раз этого нет — и пока нет, — каменными стенами и бумажными запрещениями не поможешь.

Само собой разумеется, что быть живым, убежденным, работающим трудно, а добиться того, чтобы начальство написало бумагу, — все-таки сравнительно легче. Но, во-первых, цель существования христианства состоит не в том, чтобы добродетели были написаны на бумаге, а в том, чтобы они реально действовали в людях. Во-вторых, такие правила, в которых выражается забвение или отвержение самых принципов христианства, приносят только окончательную порчу христианского общества, то есть, между прочим, и его обессиление.

Так, например, если мы поставим правилом: не допускать евреев к крещению, не допускать их к священству, или даже — почему не дойти и до этого? — не признавать святыми лиц еврейского происхождения, уничтожить им службу и выбросить их жития из Четьи-Миней [94] Книги житий святых Православной Церкви. , то разве же при таком «законодательстве» с нами останется хоть один человек с верой и совестью? Мы отгоним от себя всех верующих и останемся только с людьми никуда не годными, которых можно и подкупать, и застращивать, и т. п.

Россия историческая, то есть православная и монархическая, была расшатана и так легко разбита ничтожнейшими силами своих врагов только потому, что у нее появилась гниль в ней самой. В ее защитниках, по привычке признававших Православие и Самодержавие, заглохло понимание, в чем заключается Православие и Самодержавие, а потому они не могли ни осуществлять жизни по этим лишь номинально признаваемым принципам, ни защищать их против нападения врагов. Ибо нельзя же защищать что бы то ни было, если мы не понимаем, в чем оно состоит. Без такого понимания мы при всей ревности будем защищать, может быть, то, что именно и не заключает в себе Православия или монархизма, а станем насмерть биться за поддержание того, что на самом деле лишь искажало Православие и монархию. Обыкновенно каждый строй именно и гибнет таким образом не от силы врагов, а от непригодности своих защитников.

В настоящее время мы, желающие быть верными Православию и сохранить свою историческую монархию, находимся как бы в крепости, в которой множество фортов и бастионов разрушено вдребезги, другие полуразрушены, и все наполовину, если не больше, захвачено коалиционными неприятельскими отрядами. Этот страшный штурм удался именно от того, что мы не знали собственной крепости, не понимали, что в ней сильно и слабо, что требовалось защищать, а что следовало даже самим поскорее разрушить. Но, во всяком случае, крепость эта не взята еще окончательно, — отчасти потому, что неприятельские отряды хотя вообще действуют умнее наших, но тоже далеко невысокого ума и соображения. И вот в этом положении окончательный исход штурма, полный успех неприятеля или его отбитие всецело зависит от нашей сознательности.

Прекращая аллегории, — все зависит от того, поймем ли мы лучше свои собственные принципы и начнем ли — не отрекаться от них, не говорить о риске от их исполнения, а, напротив, горячо, систематически исполнять их, с полной верой, что в этом не риск, не гибель, а спасение. Наше спасение зависит от того, перестанем ли мы полагаться на бумажные правила и каменные стены и потребуем ли от самих себя и от всех наших, чтобы наше дело всюду защищалось живым, сознательным и преданным ему человеком. Если этого у нас не явится, то неврастеническим выкрикиванием проклятий врагам мы не возвратим назад ни одного камня взятых у нас бастионов, а потеряем и все остальное, пока еще не отнятое.