Лев Тихомиров - Руководящие идеи русской жизни

Но и это не исчерпывает задач возрождения народной нравственности. Укажем на необходимость выработать, наконец, разумное отношение к печати. В настоящее время принцип свободы слова у нас превращается в принцип пассивности перед развратом и преступлением. Если закон о печатном слове не изменится, не заменится разумным уважением к свободе мысли, а не к невежеству, глупости и развращенности, то никаким способом мы не достигнем благоустройства национальной жизни. Стоит вспомнить, что беспринципность нашей «свободы слова» приводит к тому, что печать в сущности живет вне закона и обуздывается совершенно произвольно, мерами исключительного положения. Свобода разврата и преступления приводит к тому, что в действительности не оказывается и самой свободы слова.

А что сказать о политике народного просвещения?.. У нас в так называемой «образованной» части общества давно возобладала идея чисто варварская, которая, не сознавая смысла просвещения, видит его лишь во внешних формах. Мы строим школы, мы их размножаем и воображаем, будто бы этим можно приобрести знания, хотя бы и учителя были невежды, и воспитанники ничего не делали. Была бы вывеска, были бы цифры, значилось бы только, что у нас «всеобщее обучение» и десятки университетов. Но с таким пониманием образовательных задач можно распространять только невежество. Нам предстоит достигнуть того, чтобы был положен принцип качества труда, достижения знания. Количество школ очень важно, но под непременным условием, чтобы это были не просто здания и вывески, а такие места, в которых бы учились и действительно усваивали знания. Самоуверенные полузнайки не годятся ни для разумного социального строя, ни для умной государственной политики, ни для технического труда, не годятся ни для чего, кроме смут и революций.

Таким образом, все задачи, на которые должна быть направлена наша работа, цепляются одна за другую, — все должно расти во взаимной связи и планомерно, каждая достигнутая ступень успеха в одной отрасли делает возможным успех в другой и захирение каждой отражается захирением других.

Но мало нам и одной внутренней работы, ибо с ней неразрывна внешняя политика, жизнь мировая. Кто, например, понесет труд и капитал в копи Сахалина или в рыбные промыслы Охотского моря, когда там владычицей стала не Россия, а Япония? Для задач внутреннего развития, таким образом, нужна международная сила страны, а, стало быть, и сила военная. Все в жизни народа переплетено вместе. Без силы военной немыслимо богатство, а без богатства не создашь военной силы. Но и богатство, и внешне грозная военная сила бесплодны без силы духовной, умственной, нравственной. Без этого будут и армии разбиты, и флоты потонут, и крепости сдадутся… Возрождение страны может идти только совместно по всем отраслям, и притом достаточно быстро. Не успеть вовремя встать на ноги это практически было бы все равно, что и не пытаться встать, ибо тот, кто опоздает развить силы для достойного мирового существования, не получит на пиру преуспевших даже и обглоданных костей.

Не ясно ли, что огромное национальное дело, кроме напряжения всех сил народа, требует силы и мудрости государственной организации, и вопрос об учреждениях поднимается во весь рост.

Таковы ли они теперь, чтобы обеспечить энергическую и разумную работу нации? Нам надоело перестраивать учреждения, мы разочаровались в своей способности поставить их хорошо… Но что же делать, если без них нельзя успешно вести национальную работу? Устали мы или нет, надоела ли нам мысль о реформе, а приходится подумать и потрудиться устроить учреждения так, чтобы при них можно было энергически работать. Иначе мы ничего не достигнем. Приходится понять, что реформа нам все еще нужна.

Еще сравнительно недавно, лет 20 назад, в России и понимали, и говорили, что у нас «нет партий». Было разнообразие мнений, были различные «направления», но собственно «партий», замкнувшихся, определенно действующих, не было, и если они проявлялись в публицистике, то совершенно отсутствовали в государственном действии, которое было в принципе поставлено на почву «общенационального блага» или «справедливости», что, в сущности, почти одно и то же. Этот принцип нередко нарушался, еще чаще не выдерживался под влиянием действия разных мелких категорий, но в общем как правило, как мерило государственного долга, действовала именно идея справедливости и национального блага. Одним из последствий этого было национальное единение, чувство патриотизма, общее преклонение пред благом родины.