Лев Тихомиров - Руководящие идеи русской жизни

Мы боимся, однако, чтобы именно эта глубина постановки вопроса не соблазнила тех ленивых, а также и лукавых рабов, для которых самое приятное дело на свете состоит в ничегонеделании и откладывании всех забот на попечение будущих поколений.

Поэтому мы считаем небесполезным снова обеспокоить и верных, и ленивых, и лукавых рабов Божиих напоминанием, что непрерывная и повсюдная соборность, постоянное соборование, ничуть не избавляет нас от необходимости и обязанности созвать общий Церковный Собор именно в настоящее время и без проволочек.

Отсрочка этого дела в 1905 году была вполне разумна по множеству обстоятельств, о которых не место теперь говорить. Но отсрочить дело и похоронить его — две вещи разные, и насколько своевременная отсрочка была разумна, настолько было бы вредно похоронить созыв Собора.

Русский православный мир, как прекрасно объясняет г-н Д.Х., отвык от «соборования», не представляет собой «собороспособной почвы», на которой могут вырастать великие всецерковные Соборы. Поэтому и было ошибочно мнение тех деятелей 1905 года, которые полагали, что достаточно созвать собор иерархов или с прибавкой клириков и мирян, и Церковь наша процветет сразу, так что даже и новый Собор не понадобится, может быть, опять лет 200. Конечно, такого чудотворного действия наш Собор не возымел бы. А если бы его созывом воспользовались только для того, чтобы получить полномочия на дальнейшее бессрочное владычество «бессоборным порядком», то, конечно, это было бы событие даже вредное.

Но отсрочка Собора дала России время подумать о забытой соборности, множество совещаний — частных и официальных — воскресили исторические воспоминания о Соборах, возбудили рассуждения о смысле и формах соборности и т. д. Вместе с тем многое изменилось в том положении, которое мешало Собору в 1905 году. А в то же время внешние обстоятельства еще сильнее прежнего требуют, чтобы Православная Церковь явилась с некоторым всецерковным голосом, а не с одними частными голосами, которым — кто хочет, придает значение церковное, а кто не хочет — не придает. Собор, таким образом, стал теперь и более возможен, и более нужен, и дальнейшие отсрочки его могут вызывать не похвалу, а лишь упрек.

Это правда, что, к несчастью, мы отвыкли от соборности и потеряли собороспособность. Но отрицать на этом основании необходимость созыва Собора нельзя. Мы утратили собороспособность по неупражнению, и восстановить эту способность может лишь практика. Рассчитывать, что нас кто-то может перевоспитать извне — совершенно невозможно. Мы, десятки миллионов правоспособных членов Православной Церкви, — не дети, и нет у нас такого учителя, который мог бы сидеть над нами в течение полусотни лет, упражняя нас постепенно в собороспособности. Такого чудотворного педагога над целым народом нет и быть не может. Да и Господь с ними. От их указки могут быть только обратные последствия. Мы прожили десятки лет при таком необычайно умном, честном и преданном Церкви человеке, как покойный К.П. Победоносцев. Грешно было бы сказать, что он не старался оживить церковную самодеятельность. А между тем мы вышли из его всевластного, высоко умного попечительства несравненно более ослабленными в самодеятельности, чем были до него. Где же и кто теперь будет нас приучать десятки лет к утраченной способности соборовать? Такой силы не только нет, но, повторяем, и быть не может над целым народом. Народ может научиться этому только сам, практикой. Значит, необходима практика.

Тут возможен, конечно, вопрос — откуда начинать практику? Сверху или снизу? Можно бы начинать ее с прихода и тому подобных мелких церковных общений, можно начинать со всецерковного Собора. А мы скажем, что нужно начинать со всего. Где нужна соборность, там ее и нужно практиковать.

Разумеется, с точки зрения трудностей гораздо мудренее заставить «засоборовать» 50 тысяч мелких организаций, чем один всецерковный Собор.

Над миллионами русских прихожан нет власти, которая могла бы их заставлять в этом упражняться. Да и приказание «быть свободным», «быть самодеятельным» заключает в себе внутреннее противоречие. Уж раз есть внешнее приказание, значит нет внутренней свободы и самодеятельности, в которых вся суть дела. Сверх того, по нынешнему состоянию религиозных интересов, наибольшая часть прихожан, конечно, уже никогда не проникнется сильным соборным чувством. В этом отношении живую силу Церкви составят, конечно, не приходы, а общества. Впрочем, оживлять приходы по возможности, конечно, следует. Но это не причина забрасывать созыв Собора.