Сергей Комков: Кремлевский Сурок

Ворота Интердома оказались закрытыми. Махмуд, недолго думая, резко завернул за угол и покатил между домами.

— Здесь калиточка есть. Прямо к интернатской гостинице протопаете. Вас дежурные-то ждут?

— Ждут, наверное. Они знают, что я утренним поездом приеду. Держи. — Я протянул Махмуду купюру, которую он просил вначале. Он полез в карман куртки, выворачивая оттуда какие-то мелкие купюры. — Я сейчас.

— Оставь, брат, себе. Это тебе за дорогу и за информацию.

— И вам спасибо. Вы Алику от меня привет передайте. Он там сторожем работает. Раньше персидский преподавал. Он — классный мужик. Только ничего кроме своего фарси не знает.

Уже через четверть часа я плюхнулся на жесткую металлическую кровать в маленькой комнатке в полуразрушенном крыле здания, гордо именуемого «гостиницей». Спать не хотелось. В голову лезли совершенно дурацкие мысли об Уганде, фарси, Рябчике и странном ивановском губернаторе.

Но больше всего покоя не давала информация о Бубиче. Этот бывший десантник был ни много ни мало зятем бывшего главкома ВДВ. Особых заслуг перед Отечеством не имел. Но сама принадлежность к «сильным мира сего» через тестя давала ему возможность без особого труда поочередно занимать довольно престижные, а главное — денежные должности. Хотя еще в середине 90-х мне доводилось встречаться с ним на одной из демократических «тусовок». Тогда он был жалок, труслив и услужлив. Но времена меняются. И те, кто вчера ползал на четвереньках, считая за счастье приобщиться к «лидерам российской демократии», кто, широко раскрыв рот, ловили каждое их слово, сегодня весьма поднаторели в государственных и политических интригах. Такие типы наиболее опасны для общества. Потому что они никогда не имели и не будут иметь никаких нравственных устоев. Деньги и власть — вот два идола, которым поклоняются новоявленные бубичи.

Рябчики и бубичи отличаются только в одном. Для первых близость к власти является средством увеличения личных богатств. Для вторых наличие больших денег предоставляет неограниченные возможности продвижения во власти. Но все это — звенья одной замкнутой цепи, разорвать которую с каждым годом становится все сложнее.

Так и не сумев толком вздремнуть, уже через полтора часа я пробирался к кабинету директора по шумным переходам Интердома сквозь поток ребятишек».

Сурка разбудил неожиданный резкий стук двери. Она хлопнула так, что чуть было не слетела с петель.

— Ну, ты, Владик, даешь! Ты зачем притащил в Кремль к шефу этих козлов из «Единства»? Они ведь ни хрена не соображают. Когда мы от них Грузнова забрали, совсем с катушек съехали. Никак поделить между собой портфели не могут. Они нам так всю избирательную кампанию запорют.

В дверь ввалились два человека. Один из них с лукавыми синими глазами скорее напоминал юношу-студента, случайно забредшего в царские хоромы. Второй едва умещался в широких штанинах дорогого английского костюма, небрежно сморщенных в районе паха. Оба нервно размахивали руками. Толстый, войдя в кабинет, с ходу смачно плюнул в угол, едва не попав Сурку в макушку. Затем небрежно дернул кресло и плюхнулся в него, провалившись почти до самого пола.

— Михай, ты давай бросай эти свои еврейские штучки. Мы же с тобой договорились: финансы — это твоя синагога, а политика — моя. Насчет «Единства» уже все с шефом оговорено. Мы сделаем так, что эти суки будут только под нашу дудку плясать. Помнишь, как говаривал покойный дядя Лева из твоей охраны? Не важно, как плясать. Главное, чтобы под «Семь сорок». Дядя Лева был умный еврей. Жаль, что его рано замочили. — Юноша глубоко вздохнул и полез в шкаф за стаканами. — Лучше давай вискаря по махонькой дернем.

— Ты мне, Владик, синагогу не шей. Сам знаешь, я этих пейсатых с детства ненавижу. Эти живоглоты только норовят ко мне в карман залезть. А что я на них, на всех вкалывать должен? Это Ходор всех без разбору деньгами одаривает. Ему один фиг: левые, правые, голубые, зеленые. Он думает, что эти сволочи потом на него работать будут. Во! — Толстяк вытянул руку со сжатой фигой и начал тыкать ею по всем углам. Упершись в висящий над столом портрет, фига зависла в воздухе. Толстяк посмотрел на вытянутую руку, затем на фото. Затем поднес фигу к собственному носу. Взял в другую руку стакан с налитым виски, окунул туда кончик высунувшегося из кулака пальца, смачно облизал его и залпом опрокинул в себя содержимое.

— Ты, Михай, не психуй. В отношении Ходора вопрос уже решен. Он отдаст все.