Михаил Елисеев - Великий Александр Македонский. Бремя власти

Демосфен, рисуя картину стремительного обогащения отдельных сограждан в ущерб интересам коллектива, заявил в речи, что предки афинян «передали нам в наследство Пропилеи, портики и прочие сооружения, которыми украсили город; напротив, дома знаменитых людей того времени не были великолепнее, чем дом соседа. А теперь… наше государство довольствуется тем, что сооружает дороги, водопроводы, белит стены и делает еще разные пустяки. Зато в частной жизни люди, ведавшие общественными делами, соорудили себе дома роскошнее общественных зданий». Жажда обогащения овладела умами: «Кто завладел талантами тринадцатью, Тот только и мечтает о шестнадцати, Получит их – о сорока он думает» (Аристофан). По выражению оратора Лисия, богатые отечество свое видели не в государстве, а в имуществе. В Афинах и других крупных городах Греции появились богатые дома, украшенные пышным коринфским ордером, с обслугой в 50–100 рабов. Не случайно герой комедии Менандра говорит, что «единственно полезные нам боги – серебро и золото. Лишь в дом их принесешь – о чем помолишься, Все будет у тебя, что только хочется: Земля, дома, служанки, украшения, Друзья, свидетели и судьи – лишь плати! К тебе пойдут и боги в услужение».

Контраст богатства и бедности сделал бедность более заметной, а удача богатых подчеркнула убожество бедности. На полях спустя два столетия вновь появились каменные столбы с долговыми записями, которые когда-то снял Солон. Оратор Лисий говорил о том, что с этим расслоением уходит величайшее благо государства – согласие, а на его место приходит раздор: «люди ссорятся друг с другом всё больше из-за того, что одни хотят завладеть чужим имуществом, а у других отнимают то, что у них есть». Философ Платон писал, что каждый греческий город-государство разделился на два государства – богатых и бедных, каждое из которых стремится пожрать другое. «Врага боятся меньше, чем собственных сограждан. Богатые готовы скорее бросить свое имущество, чем отдать его бедным, а для бедных нет ничего более желанного, чем ограбить богатых. Жертв больше не приносят, а у алтарей люди убивают друг друга» – так описывал греческий оратор Исократ современную ему Грецию. И не столь уж преувеличивал – в Аргосе в 370 году до н. э. демагоги возмутили толпу против богатых граждан, более 1000 именитых сограждан было забито дубинами и палками на улицах и в своих домах. В свою очередь, аристократы и состоятельные граждане создавали тайные союзы – гетерии для захвата власти. Вопрос зачастую стоял уже не просто о победе определенной группировки, а о физическом уничтожении противников.

Чтобы избежать подобных эксцессов, многие города пытаются материально поддержать своих обедневших граждан, для чего организовывались общественные работы. В Афинах стали платить даже за посещение Народного собрания. Но требования граждан к государству растут: помимо оплаты должностей, появляется прямое материальное вспомоществование («кормление»). Демосфен, обращаясь к афинянам, сравнивал социальные выплаты с лепешками врачей, «которые предохраняют от смерти, но жизненных сил не дают». По его мнению, эти выплаты «поощряют к нерадивости», так как мешают самостоятельно добывать средства пропитания. В афинской казне не хватало средств для выплаты жалованья наемным солдатам и судьям, а народ требовал, чтобы город не скупился на устройство театральных представлений и спортивных состязаний. Народ греческих полисов уже был иным, чем во времена «марафонских бойцов».

Аристотель сравнивал финансовую жизнь греческого города с бочкой Данаид, а работу финансиста, изыскивающего для города деньги, – с трудом Данаид. Ведь государство в то время не имело постоянных надежных источников дохода: граждане были освобождены от налогов, доход получали с торговых пошлин, государственных рудников, ремесленных мастерских.

В Народном собрании трибуной завладевают демагоги – народные избранники. Народ, зачарованный красивыми речами и громкими, но пустыми обещаниями демагога, принимал решения, выгодные уже не всему государству, а какой-либо группе или даже одному лидеру. Истеричный тон, задаваемый демагогами, позволял легко возбудить негодование против любого – богатых, излишне независимых от общественного мнения, внешних врагов (далее – по списку, в зависимости от ситуации и заказа). Народное собрание все больше превращалось в место откровенного лоббирования или сведения счетов между народными избранниками. Процветала коррупция. Отсутствие профессионализма подтачивало авторитет народного суда – кормясь за счет государства, выбранные судьи были заинтересованы в росте сутяжничества. Богатым людям проще было откупиться, чем доказать свою невиновность в суде. Наиболее предприимчивые граждане овладевают новой доходной профессией – доносчика-сикофанта. Сикофант или получал часть имущества осужденного по его доносу, или вознаграждение за молчание от потенциальной жертвы. До нашего времени дошли отрывки из речей сикофантов. Завершение их незатейливо: «в любом случае, граждане-судьи, этого человека надо засудить, иначе вам не из чего будет получить ваше жалованье». Герой «Домостроя» Ксенофонта жаловался, что «считаться богатым опаснее, чем совершить преступление».