Борис Тененбаум - Великий Линкольн. «Вылечить раны нации»

…Молитвы каждой из сторон не были услышаны. По крайней мере они не исполнились до конца. У Всемогущего свой замысел:

«Горе миру от соблазн. Нужда бо есть приити соблазном, обаче горе человеку тому, имже соблазн приходит!»

Если предположить, что рабство в Америке является одним из тех соблазнов, который, по Божьей воле, должен был прийти, но который по окончании предназначенного времени Он теперь намерен уничтожить, и что Он насылает на Север и Юг эту страшную войну в качестве горя для тех, через кого этот соблазн пришел, то нужно ли нам усматривать в этом какой-либо отход от тех божественных атрибутов, которые, верные живому Богу, Ему приписывают?.. »

И дальше Линкольн говорит, что нет нужды спрашивать, когда закончится война.

Она закончится только тогда, когда «… каждая капля крови, выбитая кнутом, будет отплачена каплей крови, пролитой мечом… », ибо это «… должно свидетельствовать, что наказания Господни праведны и справедливы… ».

Президент закончил свою речь словами, которые сейчас в США неизменно повторяют в школах на уроках истории:

«… Не испытывая ни к кому злобы, с милосердием ко всем, с непоколебимой верой в добро, как Господь учит нас его видеть, приложим же все усилия, чтобы закончить начатую работу, перевязать раны нации, позаботимся о тех, на кого легло бремя битвы, об их вдовах и их сиротах, сделаем все, чтобы получить и сохранить справедливый и продолжительный мир как среди нас, так и со всеми другими странами …»

Бремя тяжкой ответственности за пролитые реки крови лежало на плечах президента и тяготило его несказанно. Он был в формальном смысле не слишком образованным человеком, но Шекспира искренне любил. Так вот, в «Гамлете» вершиной пьесы он считал не известнейший монолог принца датского « To be or not tо be…» – «Быть или не быть …», а слова, с которыми король Клавдий обращается к Богу, oсобенно первую строчку.

Есть добрая дюжина ее переводов на русский – вот несколько примеров:

« Удушлив смрад злодейства моего » (Пастернак).

« О, мерзок грех мой, к небу он смердит » (Лозинский).

« Моих деяний смрад восходит к небу » (Цветков).

Но в английском оригинале король Клавдий говорит: « O my offence is rank, it smells to heaven ». Слово «rank» имеет два разных значения. Оно может означать «ранг» или, в применении к королю, даже и «сан». А может означать резкий, неприятный запах, который на русском обозначался бы словом «вонь».

Шекспира бывает нелегко понять – жил он давно, язык с тех пор изменился, и вообще автор он был лукавый и любил играть словами. Так что первая строка из монолога короля Клавдия в буквальном, дословном переводе может означать следующее:

« Мое преступление – мой сан, и смрад его идет до неба ».

А может значить и то, что преступлением является сама вонь, идущая от короля, смердящего в неотмываемой грязи его грехов. И как-то исторически сложилось, что все переводчики единодушно упускают слова о сане, который и есть преступление, а говорят исключительно о смраде.

Они правы по общему смыслу великих строк Шекспира, но, по-видимому, это не то, что видел в них Линкольн. Он не был обязан своим «саном» ни убийству, ни предательству, каяться ему было не в чем – но, когда президенту доложили о женщине, пять сыновей которой были убиты на войне, он долгое время не мог спать. Как верховный главнокомандующий всеми вооруженными силами США, он нес ответственность за все жизни, потерянные в этой бесконечной войне. Он хотел закончить ее как можно скорее – но настаивал не на « скорейшем мире …», а на « полной победе …». Kто знает, может быть, это он и считал своим грехом?

Теперь, когда победа была близка, Линкольн очень надеялся на лучшее будущее.

1. Lincoln, by David H.Donald, Simon & Schuster, New York/London, 1995. Р. 565. Глубина грязи на улицах Вашингтона оценивалась в 10 дюймов, то есть побольше 25 сантиметров.

2. Импичмент (англ. impeachment – обвинение, от лат. impedivi – «воспрепятствовал, пресек») – процедура отстранения от должности высокопоставленного государственного чиновника, вплоть до главы государства, судом парламента по тяжкому уголовному обвинению.

Военное министерство США в теории отвечало только за сухопутную армию, но даже если в силу каких-то обстоятельств ему требовались морские суда, оно не обращалось в министерство флота, а старалось обходиться собственными средствами.