Борис Тененбаум - Великий Линкольн. «Вылечить раны нации»

Никакой интриги.

Ну, то есть понятно, что какие-то козни плелись, и коварства, конечно, имелись, но все это было очень ограниченно и малоинтересно, и не потому, что политики были такими уж простодушными. Ho в отсутствие того, что в современном русском языке называется «вертикалью», политикy надо было взывать не к суверену, а к общественному мнению.

Как же это делается?

У Б. Пастернака есть сильное стихотворение о Ленине[1]. Поэт рисует там портрет вождя народа, произносящего речь:

Mощнейшие стихи, не правда ли? Особенно последние строки:

Но если мы отложим эмоциональную увлеченность в сторону, а включим трезвый рассудок и окинем сказанное холодным взглядом, мы увидим очевидную ошибку: управлять теченьем мысли целой страны Ленин никак не мог. Для этого нужен огромный механизм средств массовой информации, да еще и сосредоточенный в одних руках. И в придачу к нему нужен мощный механизм подавления всевозможных отклонений от заданного направления. Так что где-нибудь в 1918 году Ленин чисто физически не мог « управлять теченьем мыслей …».

Hо он мог их выражать .

Вот нечто подобное и происходило в США с Авраамом Линкольном во время Гражданской войны. Север дрался с Югом не потому, что его как-то вели или подталкивали, а по собственной свободной воле[2]. Так что слова Линкольна в его «Геттисбергской речи» о «… правлении народа, посредством народа и для народа…» по сути своей совершенно верны.

Однако Линкольн в рамках той политической и социальной системы, в которой он жил и действовал, был все-таки искусным политиком, а не « щепкой на гребне волны Истории …».

Он не только угадывал направление всей суммы политических векторов, существовавших в то время на севере США, но и влиял на них, и в его знаменитой речи есть некий подтекст, который нам неясен, но современникам был виден и понятен.

Можно привести интересный пример в защиту этого положения – в Нью-Йорке были сильны демократы. Они в принципе стояли за единство Союза, но к администрации Линкольна относились весьма критически. Так вот, в газете «Нью-Йорк Уорлд» по поводу «Геттисбергской речи» было сказано, что она « показывает или огромное невежество президента, или ловкий политический подлог …», и далее указывалось, что Соединенные Штаты Америки как государство были созданы не Декларацией независимости, а Конституцией. И что, следовательно, слова о том, что «все люди созданы равными », взятые Линкольном из Декларации независимости, к США как к государству неприменимы. Тут следует руководствоваться только Конституцией, а там по поводу равенства всех людей нет ни единого слова.

Газета демократов «Чикаго Трибьюн», выходившая в Иллинойсе, родном штате Линкольна, по поводу «Геттисбергской речи» президента выражалась и вовсе лапидарно: « Линкольн меняет цели войны ».

Вообще говоря, газета не ошибалась. Линкольн действительно менял цели войны. Он был юристом, так что разницу между Декларацией независимости и Конституцией вполне понимал. Но он твердо решил сделать отмену рабства необратимой и полагал, что сможет этого добиться.

Осенью 1863 года президент занимал положение, совершенно несравнимое с тем, которое было даже весной этого года, – череда военных, дипломатических и политических успехов сильно подняла его статус. Победа под Геттисбергом, хотя и не окончилась полным разгромом южан, значила очень много, запрет британского правительства на полулегальную поставку кораблей для КША рассматривался как «второй Виксбург», наконец, в порты Соединенных Штатов с визитом прибыли русские военные корабли.

Раз уж мы говорим тут об изнанке политических событий, то у этого «… дружественного визита …» русских моряков в Нью-Йорк и в Сан-Франциско тоже имелась некая изнанка. B 1863 году в русской Польше вспыхнуло восстание, его подавляли оружием, в Англии, Франции и Австрии поговаривали о том, что мятежным полякам следовало бы помочь, – и русское правительство озаботилось посылкой двух своих эскадр в порты США.