Андрей Кобяков - Русская Доктрина

Эта установка в политической области имеет далеко идущие последствия. Нации и государства, которые строятся на духовном авторитете “царства блаженных”, уже не уповают на идеал водворения “Царства Божия на земле”. Скорее они полагаются на помощь Бога в устроении здесь, на земле, исторической крепости, “цитадели блаженных”, временность которой, однако, не означает, что данные нации не озабочены долгосрочными земными делами и не осуществляют экспансию. Напротив, эти нации построили могущественные империи и рассматривали свою веру как основание для миссии среди других народов. Для этих наций характерно понимание относительности той “правды”, которая воплощена в земных политических институтах. Однако примесь “неправды” не значит для них, что нет нужды в государстве, в государе, в нации как общем доме-крепости. Скорее эта примесь – неизбежные издержки зла, которое обязательно просачивается в “цитадель блаженных” и напоминает о бренности земного бытия.

Лучшее из возможных государств, которое они способны себе вообразить, – это “ подобиеЦарствия небесного” на земле, государство-храм, страна как собор, в котором идет богослужение. Несомненно, в этом духовно-политическом идеале есть своего рода “сведение небес на землю”, но не в буквальном, а в символическом смысле. “Нации блаженных” стремятся к преображению мира, построению образа Божия в культуре, в ландшафте родной земли, в самом народе. “ Не сообразуйтеся веку сему, но преобразуйтеся!” (Рим. 12:2) – вот девиз, которым в христианскую эру они стремятся пронизать всю свою жизнь.

Но “образ Божий”, “подобие рая” – это еще не сам рай. Поэтому можно говорить о реализме такого духовного воззрения на природу государства, как “человеческого удела”. В этом мироощущении история также может трактоваться как “священная”, поскольку она связана с храмостроительством, с богослужением, с миссией Церкви, с воплощением “правды”, наконец, с “таинством”, которое осуществляется в Церкви. Идеал “блаженства” не влечет за собой чувства богооставленности в земном существовании, напротив, он подчеркивает насыщенность этой жизни мистическими веяниями.

“Нации блаженных” стремятся к преображению мира, построению образа Божия в культуре, в ландшафте родной земли, в самом народе. “ Не сообразуйтеся веку сему, но преобразуйтеся!” (Рим. 12: 2) – вот девиз, которым они стремятся пронизать свою жизнь.

При столкновении “кушитства” и “иранства”, семитско-европейского и восточного, индо-иранского видения политики, при их смешении и затемнении их различий, возникает перспектива “перевернутой теургии”. Политическая “революция” есть не что иное, как торжество этого “перевернутого действа”, исторической “черной мессы”.

Исцелением от революционного слома традиции могло бы быть ясное осознание духовно-политического единства этой традиции.

Для православных духовно-политический архетип восходит непосредственно ко Христу, соединившему в себе чины священника и царя. Здесь очень важно отметить, что в земном пути Христа, в его образе отразился перелом духовного зрения от “Царства Божия на земле” к “царству блаженных”, от ветхозаветной мечты о царстве Мошиаха к христианской Церкви – историчной и страждущей на земле. Духовно-политический образ, завещанный Христом, парадоксален. С одной стороны, Церковь называет Его “священником по чину Мелхиседека”, таинственного царя-священника, которому поклонился Авраам. С другой стороны, Христос, наглядно проявивший свое “священство”, основавший Церковь, отодвинул в отдаленную перспективу свое “царство”, земную политическую проекцию “Мелхиседекова чина”.

Этим для нас вновь подчеркивается значение земной относительности политической составляющей внутри духовно-политического идеала, ее историчности, даже как будто зыбкости. Но в то же время, несмотря на зыбкость, эта политическая составляющая никуда не испаряется, она присутствует в Священной истории и действует даже вопреки конкретным государственным и национальным формам. В данном случае речь шла о Римском государстве, которое три столетия после Вознесения Христа и рождения Церкви оставалось еще языческим. Христос протянул нить духовно-политического синтеза через три века, когда в 330 году н. э. император Константин перенес столицу державы в Константинополь, Второй Рим, город первого христианского государя и государства. “Чин Мелхиседека” в этот момент получил свое полное осуществление в Священной истории, вновь соединив в одно целое прообразы “священника” и “царя”. Не случайно трон императора Восточного Рима состоял из двух частей – на левой сидел государь, а на правой лежал крест, означающий, что здесь должен сидеть Иисус Христос – подлинный Царь Мира.