Георгий Почепцов - Революция.com - Основы протестной инженерии

Узбекистан: «На Западе по-разному оценивают трансформационные процессы в Узбекистане. Но мало кто хочет быть реалистом, когда речь заходит о демократических реформах. Торопят, критикуют. Признают, что традиции демократии даже самыми лучшими законами установить невозможно. Но требуют чуда. Но его не будет. Реальная демократия станет возможной, когда сменится второе поколение политической элиты» [46. – С. 118].

Россия: «Политика России сейчас напоминает поведение интеллигента, которого грабитель бьет по морде. Но – с вежливой улыбкой. А интеллигент, вместо того чтобы дать сдачи той же монетой, ошарашенно глядит на эту улыбку и бормочет: «Ну давайте же договоримся, мы же культурные люди…» [47. – С. 30].

Как видим, налицо как минимум непонимание действий Запада, потеря понимания того, что это может трактоваться как нейтральная позиция. Частично это связано с тем, что перед нами развернулись кардинальные смены ситуации, которые вызывают к жизни как ярых сторонников, так и не менее активных противников. В результате во всех этих странах активируется противопоставление «мы» и «они». Революция, которая прячется за выборами, представляет собой достаточно странный феномен, поскольку революция и выборы принципиально противостоят друг другу.

Однако, по нашему мнению, одновременно не следует преувеличивать результативность прошедшего года революций. Я бы подчеркнул элементы некоей вторичности этих процессов, занижающей столь яркое, почти голливудское происшедшее. Кстати, мыльные оперы тоже незабываемы, но движения вперед в них не происходит.

Среди факторов заниженияможно увидеть следующие:

• перед нами проходит повтор людей, которым пришлось пройти процесс определенного ребрендинга, поскольку все они являются птенцами гнезда предыдущих правителей, которых они с позором изгнали, то есть это косметика, а не хирургия;

• повтор идей: новых идей нет, все новые лидеры приходят с тем же набором, с которым шли их предшественники (рынок, демократия и так далее), поскольку своих идей у нас вообще нет, мы их все берем извне;

• очень отдаленные перспективы подлинных юридических сдвигов, например, для Украины членство в Евросоюзе или НАТО находится за пределами временного горизонта нормального человека;

• политические изменения, как правило на нашей территории, не подкрепляются экономическими, что делает их очень уязвимыми, более сильный вариант обратный, когда экономика фиксируется политически, например, для Украины новым феноменом оказалось участие малого и среднего бизнеса в оранжевой революции;

• если что и было потеряно, то оно уже было потеряно и до революции, поскольку существовало только по инерции;

• отсутствие своих форм, своих стратегий все равно заставляет нас вливать старые формы в новые;

• каждый приход к власти у нас означает последующую потерю любви и доверия граждан, нечто похожее на то, как в советское время отправляли руководить сельским хозяйством, чтобы «сжечь» человека.

В целом было создано другое – определенные виртуальные контексты для будущих реальных изменений. Собственно говоря, в чем-то это модель перестройки, которая реально меняла дух эпохи, но не саму эпоху. Поэтому оказалась амбивалентной, двойственной и непонятной. Последствия же создавались отдельно от нее.

Андрей Панченкоговорит о феномене «потемкинских деревень» как о мифе [48]. Сегодня мы бы говорили об этом как об определенной информационной операции, направленной против фаворита, поскольку слухи о них стали распространяться задолго до самой поездки Екатерины. То есть это также пример виртуального контекста для программируемого действия. Возможно, что таким образом не столько программируется действие, сколько блокируются те или иные его варианты, тем самым происходит сужение возможного варианта реагирования.

Одновременно следует подумать, какие позитивные новые феноменывозникли сегодня, то есть каков революционный позитив. Тут перечень также будет недолгим:

• произошла смена поколений, а это определенная биологическая фиксация политических изменений;

• в целом возросла динамика изменений, что предотвратило повтор застоя, а это говорит и о том, что реально именно власть была серьезным тормозом всех изменений;

• реализовался феномен новостного конструирования событий, откуда и берут начало сегодняшние медиареволюции.