Виталий Иванов - Теория государства

«Назначение по жребию свойственно демократии; назначение по выборам – аристократии» – эту формулировку Монтескье [240]Манен с удовольствием цитирует. Однако несколькими абзацами ниже барон писал, что у афинян получилось «нечто среднее между избранием и жребием» [241]. И это отнюдь не подвигло его усомнится в демократичности Афинской модели.

Руссо согласился с первой мыслью Монтескье, добавив, что при демократии «магистратура – это не преимущество, но обременительная обязанность, которую по справедливости нельзя возложить на одного человека скорее, чем на другого», а потому использование жребия вполне оправданно [242]. И для аристократии, по его мнению, как раз «именно уместно голосование» [243]. Остается только напомнить, что Руссо в отличие от Монтескье совершенно не верил в реальность демократии, она была для него лишь теоретической конструкцией, принципиально невоплощаемой в жизни [244]. Следовательно, его суждения о жребии тоже были чистым теоретизированием. И т. д.

Манен, можно сказать, подогнал цитаты классиков под свою теорию. Но сама постановка вопроса о роли и значении жребия в Афинах более чем обоснованна.

Регулярно сотни должностей распределялись жребием. Участвовали в жеребьевках самовыдвиженцы. При этом кандидатов, которым выпал жребий, подвергали δοκιμασία (докимасии) – проверке гражданской состоятельности и политической благонадежности . И по ее итогам могли не допустить к должностям , если выяснялось, что они не чтят государственный культ, не исполняют воинский долг, не платят налоги, ведут безнравственный образ жизни и т. п. Любой гражданин мог выдвинуть обвинение против кандидата. И каждому жребий-ному магистрату по окончании срока полномочий полагалось отчитаться о своей деятельности. Благодаря такому двойному контролю, по-видимому, предполагалось обеспечивать самоотбор кандидатов. Добавим сюда право граждан выдвигать обвинения и против действующих магистратов, инициировать их временное отстранение до судебного решения об оправдании или отрешении от должности, а также запреты занимать жребийные должности более двух раз подряд, а некоторых (булевтов) – даже более двух раз в жизни.

Генеалогия Афинской жребийно-демократической системы, по Манену, выглядит следующим образом. На определенном этапе своего политико-культурного развития афиняне пришли к идеям политического равноправия, в первую очередь исегории, а также регулярной ротации магистратов. Эти идеи овладели элитой и «народом» и в конечном итоге стали конституционными принципами. Из них следовал приоритет жребия над выборами. Почему? во-первых, коль многие люди в то или иное время получат должности, то порядок их получения можно сделать случайным. Во-вторых, жребий предпочтительнее выборов по причине относительно небольшого количества граждан по сравнению с числом занимаемых должностей. В-третьих, выборы приводили бы к власти исключительно популярных и успешных людей, которые затем могли бы успешно переизбираться. Чтобы обеспечить ротацию, пришлось бы вводить запрет на переизбрание, а это ограничение свободы электората – мера не то чтобы неприемлемая, но нежелательная. Зато логике жребия требование ротации не противоречит. В-четвертых, выборы привели бы к профессионализации политики, то есть отлучению от нее или вытеснению на ее периферию непрофессионалов, каковых абсолютное большинство. А вот это уже было точно неприемлемо с точки зрения как принципа ротации, как и принципа исегории. Манен также полагает, что институт жребия сочетался с древнегреческим пониманием равенства как «равной вероятности получения чего-либо». [245]

Здесь особо возразить нечего. Следует только акцентировать внимание на том, что наиболее значительные должности остались выборными. Так, десять стратегов – главных военачальников, зачастую выполнявших функции высших должностных лиц государства, выбирались экклесией сроком на год. При этом переизбираться на эту должность разрешалось сколько угодно. Фокион избирался стратегом 45 раз!

Проанализировав компетенцию и порядок взаимодействия экклесии и органов, комплектовавшихся посредством жребия, – буле и гелиеи, Манен сделал вывод: «[…] собранию народа вся власть не принадлежала. Существенные полномочия (порой превосходящие полномочия народного собрания) принадлежали другим, меньшего масштаба органам, члены которых назначались преимущественно по жребию» [246]. Здесь необходимо внести некоторые важные уточнения. В середине – конце V в. До н. э. экклесия имела все высшие законодательные, исполнительные и судебные полномочия. Буле, гелиея и пр. формально «дополняли» ее, но фактически забирали на себя часть высшей власти. А вот уже в первой половине IV в. До н. э., после поражения в Пелопонесской войне и внутриполитического кризиса, афиняне ради стабилизации правления перешли уже к формальному разделению высшей власти между экклесией, номофетами (отбиравшимися по жребию из числа гелиастов законодателями, принимавшими законы, не требовавшие ратификации экклесии) и гелиеей [247]. Впрочем, формальное первенство экклесии осталось неоспоримым (пусть даже приходилось платить гражданам, чтобы они на нее являлись).