С.Г. Кара-Мурза: Порочные круги постсоветской России т.1

В споре с этими взглядами вырабатывалась православными философами в первой половине ХХ в. «русская модель» человека как соборной личности. Она была принята за основу и советской антропологией (в других терминах). Когда во время перестройки начали со всех трибун проклинать якобы «рабскую» душу русских и требовать от них стать «свободными индивидами», это в действительности было требованием отказаться от своей культурной идентичности. Под давлением соблазнов и новой идеологии часть русских, особенно молодежи, пыталась изжить традиционное представление о человеке. Результатом становилось разрыхление связей русского народа (и даже появление прослойки людей, порвавших с нормами русского общежития — изгоев и отщепенцев).

Культура — это и есть те силы, что собирают народ. Представления о добре и зле, о человеке и его правах, о богатстве и бедности, о справедливости и угнетении — часть национальной культуры. Из этих представлений выводятся и принятые в нашей культуре нравственные нормы, ими же питается и искусство. Попытка смены смысла в ответе на главный вопрос культуры ставит под угрозу все остальные части культуры.

Красноречивый пример — изъятие из культурного ядра общества, всего за три года пропаганды, важного представления о праве человека на труд. Полная занятость в СССР была бесспорным и фундаментальным социальным благом, (в 1994 г. не были производительно заняты примерно 30% рабочей силы планеты). Отсутствие безработицы стало колоссальным прорывом к благополучию и свободе трудящегося человека. Это было достижение исторического масштаба, поднимающее достоинство человека.

Безработица в России считалась злом, это было одним из важных устоев нашей культуры. Утрата работы является для человека ударом, тяжесть которого совершенно не выражается в экономических измерениях — так же, как ограбление и изнасилование не измеряется стоимостью утраченных часов и сережек. Превратившись в безработного, человек испытывает религиозный страх — будь он хоть трижды атеист. Христианский завет вошел в наше подсознание с культурой, и слово тунеядец наполнено глубоким смыслом. Очевидно, что этого не поправить и пособиями по безработице: пособие облегчает экономическое положение, но статус отверженного не только не отменяет, а скорее подчеркивает.

В России, даже когда она в конце XIX в. разъедалась западным капитализмом, сохранялось христианское отношение к безработице. Многие крупные предприниматели (особенно из старообрядцев), даже разоряясь, не шли на увольнение работников — продавали свои имения и дома. Сильный отклик имели статьи Льва Толстого, его отвращение к тем, кто в голодные годы «не дает работы, чтобы она подешевела».

Но во время перестройки ее идеологи начали открыто говорить о благодати безработицы. Они подменили суть проблемы ее убогим суррогатом. Труд и безработица были представлены как сугубо экономические категории, так что предложение создать в советском народном хозяйстве безработицу подавалось как обычное социально-инженерное решение, не затрагивающее никаких основ нашего бытия. В действительности, труд и отлучение от труда (безработица) — проблема не экономическая и даже не социальная, а экзистенциальная. Иными словами, это — фундаментальная проблема бытия человека. Разумеется, она имеет и экономический аспект, как почти все проблемы нашего бытия, но эта сторона дела носит подчиненный, второстепенный характер.

Отказ от полной занятости увязывался исключительно с экономической эффективностью (суть которой, впрочем, никак не объяснялась). Работники, которые должны были отведать кнута безработицы, были представлены в понятиях пещерного социал-дарвинизма.

Н.П. Шмелев (экономист, работник ЦК КПСС, позже — депутат Верховного совета СССР, ныне академик РАН) писал в 1987 г.: «Не будем закрывать глаза и на экономический вред от нашей паразитической уверенности в гарантированной работе. То, что разболтанностью, пьянством, бракодельством мы во многом обязаны чрезмерно полной(!) занятости, сегодня, кажется, ясно всем. Надо бесстрашно и по-деловому обсудить, что нам может дать сравнительно небольшая резервная армия труда, не оставляемая, конечно, государством полностью на произвол судьбы… Реальная опасность потерять работу, перейти на временное пособие или быть обязанным трудиться там, куда пошлют, — очень неплохое лекарство от лени, пьянства, безответственности» [36].