Максим Кантор - Империя наизнанку. Когда закончится путинская Россия

У обывателя существует уверенность в том, что ему предъявлен утилитарный аспект «евразийства» (расширение территорий, выход к теплым морям, и т. п.), а помимо практического, есть еще и теоретическое, философское евразийство, которое гражданину знать не обязательно, которое он не поймет по причине сложности идей, но которое все объясняет. Там, в этом сложном философском евразийстве разверзаются бездны скрытых истин и дух совершает восхождение в горные выси. Там рассказано про Логос и Эйдос, про традицию и теодицею, про феномены и ноумены; а гражданину в доступной форме излагают практическую суть вопроса — мол, укров надо мочить. И гражданин верит, что жрецы и политики сами оперируют высоким умственным евразийством, а до воинов доносят практические следствия. Есть, думает гражданин, великая философия евразийства, вот к ней-то, к истокам, мы сейчас и приникли. И, надо сказать, современные «евразийцы» это соображение в гражданах поддерживают, говоря о «посвященных», «жрецах и кшатриях» эзотерическом знании, примордиальных откровениях — произносится много загадочных слов, за которыми не стоит ровно ничего. И прежде всего — за этим нет никакого знания и философии.

Важно понять следующее: философия в принципе отрицает тайны. Когда вам говорят о каком-то тайном мистическом знании для посвященных, то будьте уверены — к философии это не имеет, и не может иметь ни малейшего отношения. Философия, по определению своих занятий, стремится мир понять, всякое явление стремится истолковать и объяснить, не стесняясь простых слов. Пафос философии — в понимании и в объяснении. Все, чем занимался Сократ — это устранение мистификаций и стереотипов суждений, требование понять, сравнить, найти точные определения сути вещей. Все, чем занимался Кант — это разумные доказательства моральных императивов; все, чем занимался Гегель — это разумное объяснение действительности. Область философии — все, что находится в пределах разума, и, хотя слово Эйдос и звучит загадочно, в этом понятии нет загадки: Эйдос — это всего лишь концентрация многих смыслов, это атом, который философия постоянно расщепляет, обсуждая и доказывая разумность или кажимость. Тайн философия не признает. Более того, тайн и мистики не признает и христианская религия.

Таинство — не есть тайна. Пафос Фомы Аквинского в том, чтобы утвердить знанием и пониманием душевную веру — вне осознания и понимания веры нет.

В силу сказанного никакой «философии евразийства» не существует. В основе евразийства лежит мистическое понимание действительности, данное пастве избранными, вмененное жрецами представление, у которого нет ни единой опоры — ни географической, ни социальной, ни исторической. И уж, разумеется, нет никакого категориального рассуждения.

Гуру современных евразийцев (в частности, евразийцев) — мистик Рене Геннон, ненавидевший системные концепции Западной цивилизации и говоривший о «примордиальных» знаниях, истинах, данных в откровениях, существовавших до академического знания. Разумеется — это к философии отношения не имеет.

Читатель должен был бы насторожиться, когда в списке литературы нового евразийства указывают Эволу, Парвулеску и Генона, когда значительно сообщают, что это «энигматичская, эзотерическая, конспирологическая, тайная и мистическая» область знаний. Но все такое — энигматическое и шифрованное — кажется на редкость умственным. А это совсем не так, прямо наоборот.

Что касается классического русского евразийства, возникшего в 20-ые годы, то это понятие идеологическое, никаких философских категориальных рассуждений в этой науке нет, да это и не наука совсем, книг научных по этой дисциплине тоже не существует.

Движение первых «евразийцев» было коротким, и помимо коротких сборников манифестов ничего создано не было. В то время возникало множество «интеллектуальных» объединений, выпускавших громокипящие декларации. Художница Наталья Гончарова, опубликовавшая манифест, в котором она «отряхает прах Запада с ног своих и устремляет взоры на Восток», как теоретик и мыслитель немногим уступает Трубецкому-сыну. Формальные «евразийцы» (Трубецкой, Флоровский и тп) опирались на философское и публицистическое наследие славянофилов — Хомякова, Данилевского, (отвергая, впрочем, общину и народничество), опирались на националистическую публицистику Достоевского, использовали риторику своей философских предшественников (как Н.Трубецкой — прямых родственников), и как бы присовокупляли философские страницы, написанные прежде — к своей публицистике. Любопытно то, что современная публицистика связывает с евразийством даже экумениста Владимира Соловьева, склонявшегося к католичеству, который евразийства вовсе не принимал. Можно бы говорить о евразийстве, как о религиозном течении, поскольку «евразийцы» в своих программах отвергали «системные философии» и обращались к мистическим идеалам русского пути, который явлен в провиденциальном выбора Православия. Но никаких теософских трактатов «евразийцами» вовсе не написано. В какой-то степени, «евразийство» это политическая утопия, рассказ о том, что религиозный путь развития общества, основанный не на разуме, но на интуитивном, приведет к решению социальных проблем, создаст особый путь страны. Разумеется, никаких социальных и экономических программ «евразийство» не имеет. Социализм и большевистскую революцию «евразийцы» ненавидели, катастрофу европейскую признавали, и даже катастрофичность истории обозначали как причину возникновения своего союза. Но никаких собственных программ не имели, несмотря на брутальность общих заявок.