Максим Кантор - Империя наизнанку. Когда закончится путинская Россия

И стало по слову поэта, описавшему русское общество полтораста лет назад, после отмены крепостного права:

И далее, как это обычно и бывает, — рождается миф о том, что наше нравственное сознание столь высоко, что мы можем дать урок другим народам. А если другие народы не поверят в то, что у нас есть основания дать им урок, мы с оружием заставим признать наше моральное превосходство.

Эта горделивая мысль посещает патриотические умы от полного ничтожества жизни, нас окружающей. Чем мизерабельнее действительность, тем агрессивнее патриот.

Страна рабов, страна господ; мундиры голубые и преданный им народ — со времен Лермонтова не только не изменилось ничего, но дошло до вопиющей, гротескной степени: обновленной Россией правит лазоревопогонное ведомство, и власть гэбэшников население воспринимает как единственно возможную.

И молят аппарат ГБ: правь нами вечно! И вот такой «русский мир» надо распространить по свету?

Забота о русском языке обуяла донецких боевиков, и это не в первый раз, когда культура оказалась заложником политического террора.

Некогда Осип Мандельштам писал: «чтобы Пушкина славный товар не пошел по рукам дармоедов, грамотеет в шинелях с наганами племя пушкиноведов». Сегодня радетелями русского языка выступают не академики Лихачев да Аверинцев, но боевики «Моторола» и «Бес», охранители русской словесности.

И можно бы ждать, что произойдет всплеск Донецкой культуры — на это прямо указывают патриотические мыслители, — но никакого всплеска русской культуры на Донбассе не будет никогда.

Культура современного мира — не в обособлении Донбасса или Шотландии. Не в национализме. На путях национализма нет ничего. Культура — единственно и только в принятии другого, в принятии чужого, в слиянии с непохожим.

Но кто привел к власти державных националистов? Кто посадил на трон лазоревопогонное ведомство? Страшный парадокс современности в том, что либералы именно националистов к власти и привели!

Патриотическая агрессивность сегодняшнего дня — она выросла из агрессивности либеральной. Есть, знаете ли, такая разновидность патриотизма — патриотизм либеральный. Есть патриоты либерализма — упорные и беспощадные. Они и призвали в свое время ГБ править страной — чтобы соблюсти контроль в свободолюбивых негоциях. И некоторое время всех устраивало то, что корпоративная мораль охраняется со всей строгостью.

Агрессивная серость либерализма, кумовство либерального дискурса, равномерное жужжание бездарностей по салонам — все это было надежно защищено; именно это местечковое сознание либералов и стало питательной средой сегодняшнего фашизма.

Замените редакцию журнала, обслуживающую интересы кружка, на ограниченную нацию, которая ищет свое жизненное пространство, — и вы получите точную копию фашистского государства сегодняшнего дня. Оттого они и обижены друг на друга, оттого они так часто и меняют лагеря, что логика — ровно та же самая.

Нас ввергают в войну, месье, но ввергают не только патриоты — либеральный дискурс участвует в этом со всем энтузиазмом.

Предсказываю, что пройдет вовсе незначительный отрезок времени и сегодняшние «либералы» обнимутся с сегодняшними «патриотами» — они и не ссорились никогда, они продолжали печататься в одних журналах и посещать одни салоны.

Сочинитель протестных куплетов и сочинитель патриотических речевок — не оппоненты, салонная сущность куда важнее любых убеждений. Салонные горлопаны опять подружатся — вот только жизни оболваненных граждан уже не вернуть.

Фашизм скоро начнет жить собственной жизнью: костер уже горит сам по себе, а «патриоты» и «либералы» не имеют ровно ничего против друг друга.

Мир на пороге войны, но когда мы победим — а мы обязаны победить фашизм — перед нами снова встанет тот же самый вопрос: как внедрить демократию, не унижая население, ставшее безумным? Как не давить рынком беспомощных? Как дать образование всем? И главное, что будет необходимо: суметь не возненавидеть тех, кого оболванили.

Как же было людям не поглупеть, когда сотни газет убеждали, что есть континентальные предначертания, против которых отдельная воля бессильна.