Юхан Норберг - В защиту глобального капитализма

Любые перемены вызывают подозрения и тревогу, и порой для этого есть основания — ведь даже позитивные изменения в краткосрочной перспективе часто имеют негативные последствия. Политические руководители не желают брать на себя ответственность за неудачи и проблемы, им удобнее обвинить в этом кого-то другого. Глобализация в этом смысле — просто идеальный козел отпущения, ведь в этом процессе представлены все те «анонимные» силы, что служили мишенью для политиков на протяжении всей истории человечества: другие страны, другие расы и народности и «беспощадный» рынок. Глобализация не может защититься от обвинений политиков в том, что она приводит к экономическим потрясениям, обнищанию народов и обогащению ничтожного меньшинства, или от утверждений предпринимателей, что именно из-за нее они вынуждены загрязнять окружающую среду, сокращать рабочие места и повышать собственную зарплату. Если же происходит нечто позитивное — улучшается экология, набирает обороты экономический рост, повышается жизненный уровень, — никто, как правило, не ставит это в заслугу глобализации. Неудивительно — в подобных случаях всегда находится достаточно желающих приписать все эти достижения себе. Одним словом, глобализация не может ничего сказать в собственную защиту. Поэтому мы, если хотим, чтобы она продолжалась и усиливалась, должны взять на себя идеологическую борьбу в защиту свободы — за ликвидацию границ и контроля.

Лет через тридцать нас, жителей планеты, скорее всего станет больше на 2 миллиарда, причем 99 % этого прироста придется на развивающиеся страны. Никакой силы, автоматически предопределяющей, в каком мире они будут жить и какие возможности перед ними откроются, просто не существует. Это зависит прежде всего от того, во что верят, о чем думают и за что борются такие люди, как мы с вами.

В китайской деревне Тау-Хуа-Линь Лассе Берги Стиг Карлссон беседуют с людьми о том, что изменилось со времени их первого приезда. «Тогда мышление людей было закрыто, скованно», — объясняет крестьянин Юан Жэнмин. Но после того как сельчане получили право распоряжаться собственной землей, у них впервые появилась возможность принимать самостоятельные решения на этот счет. Даже такой, довольно скромный, уровень свободы оказал на жителей деревни революционное воздействие. Теперь они должны были сами думать о том, что делать, мыслить по-новому. Людям разрешили уделять больше внимания себе и своим близким, а не просто выполнять указания лидеров. Человек — не инструмент для достижения чьей-то цели, он — самостоятельная личность. Юан продолжает свой рассказ: «После этого крестьянин стал сам себе хозяином. Ему уже не надо кому-то подчиняться. Он сам должен решать, что, когда и как делать. Плоды его труда теперь принадлежат ему самому. Так мы получили свободу. Нам разрешили думать самостоятельно». Обобщая свои впечатления, писатель Лассе Берг приходит к такому выводу: «Великая Китайская стена сегодня рушится в сознании не только китайцев. Примерно то же самое происходит по всему миру — в Бихаре, Восточном Тиморе, в Овамболенде. Люди начинают осознавать то, что прежде совсем не казалось им очевидным: человек должен быть хозяином собственной жизни. Такое осознание влечет за собой стремление — не только к свободе, но и к жизненным благам, к процветанию» [165]. Этот переворот в сознании, несмотря на все оговорки, должен внушать нам оптимизм. Конечно, мы прошли далеко не весь путь: во многих регионах планеты по-прежнему царят угнетение и нищета. И впереди нас, несомненно, ожидают не только успехи, но и серьезные неудачи. Но люди, которые поняли, что жизнь в невежестве и под гнетом — отнюдь не естественное и неизбежное состояние, уже не смирятся с таким положением дел. Люди, осознавшие себя не просто «винтиками» общества и коллектива, а самодостаточными личностями, не захотят безропотно подчиняться другим. Ощутив вкус свободы, они не позволят изолировать себя от мира стенами и барьерами. Люди постараются улучшить собственную жизнь и мир, в котором мы живем. Они будут требовать свободы и демократии. Главная цель политического процесса должна состоять именно в том, чтобы они эту свободу получили.

Я использую понятие «либерал» в европейском истолковании — как относящееся к носителям либеральных традиций XIX века, выступающим за свободу торговли, рыночную экономику и гражданские права, — а не в том смысле, который в него обычно вкладывают в Америке, где либерал — это человек, исповедующий левоцентристские политические взгляды. В американском политическом спектре к традиционным либералам наиболее близки «либертарианцы».