Роман Носиков - Россия будет воевать

Но время шло, эволюция и естественный отбор делали свое дело. И вот на верхушке пирамиды потребления выползло нечто в приличном костюме, в качественном галстуке, с дипломом и научной степенью. Оно не грабило, не гуляло по кабакам с воплями, б****ми и стрельбой, не насильничало. Оно не занималось такой мелочевкой. Оно начало с крупных финансовых афер, продолжило захватом крупных предприятий, потом телевизионных и радиоканалов и присасывалось к финансовым потокам. Вурдалак.

Затем, по мере ужесточения конкуренции, эволюция Потребления выплюнула еще один продукт. Это существо быстро разделалось с первыми двумя.

У этого существа был интеллигентнейший вид, прекрасная дорогая и со вкусом выбранная одежда, хорошая физическая форма — спортивная и подтянутая. Получилось на самом деле очень симпатично. Единственное замечание: это существо было нежитью не в меньшей степени, чем предыдущие. Просто оно уже не утаскивало понравившихся девок с улицы прямо в баню и не насиловало пьяной толпой, а назначало кастинг в уважаемом агентстве и увозило мясо в красивое место, чтобы там красиво его потребить. Оно уже не врывалось на предприятия и фирмы, размахивая бейсбольной битой, а заказывало налоговые проверки. Не поджигало дома, а вымаривало целые города. Впрочем, писать об этом виде в прошедшем времени — чрезмерный оптимизм, потому что именно этот вид и доминирует сейчас на вершине российской пирамиды потребления.

А вы думали, что такое «нормальная, как во всем мире, элита»?

Почему это, по-вашему, в свободном потребительском обществе так популярны фильмы про зомби и вампиров?

А вот именно поэтому. Так, в виде зомби, они видят преступность — человекообразные существа с деградировавшей моралью, высшей нервной деятельностью и непосредственно, грубо и неэстетично потребляющие обывателей методом их пожирания. Человек, зараженный «зомбическим вирусом», вскоре мутирует и опускается на их уровень. Так иносказательно показывается спуск по социальной лестнице.

Совершенно другое дело — вампиры. Они во всех произведениях пишут прекрасную музыку, занимаются живописью, изысканно одеваются. Они богаты, влиятельны и сексуальны. И Простого Человека они потребляют очень эстетично — аккуратно, так, чтобы не забрызгать жабо, высасывают кровь из сонной артерии. Жертве это может даже понравиться. Иногда, когда вампиру вдруг приглянется какая-нибудь девица, он может дать ей попить своей крови, и тогда она становится вампиром, что воспринимается зрителем как переход в высшую касту.

Так простые люди видят элиту общества. Простой Человек в этих мифах находит странное утешение — уж если его потребляют, то пусть его потребляют сверхлюди и потребляют красиво. Ну и пусть работает «социальный лифт».

Иногда даже встречаются специальные мифы, где «агнец возлегает рядом со львом», а именно — некие вампиры, заразившись от людей гуманизмом, прекращают пить человеческую кровь и делаются такими же, как все, только фотомоделистее.

В кино вампиров проще уговорить отказаться от крови, чем в реальной жизни заставить элитного капиталиста отказаться от сверхприбыли. Правда состоит именно в том, что нет и не может быть одной морали у кровопийцы и его еды, так нет одной морали у такой элиты и Простого Человека. Человечество, несмотря на все попытки самозаблудиться, отчетливо чувствует античеловечность севшей на его шею верхушки. Поэтому даже для самого доброго вампира-вегетарианца категорически противопоказаны святая вода и солнечный свет, сердце у него не бьется, а кожа — холодная.

Некто довольно известный говорил про это, что «нет мира между трудом и капиталом». Но мы ж не коммунисты какие, чтобы вот так нагло это повторять, правда?

— Но ведь они же нас не едят! — воскликнет читатель, но тут же вспомнит вымирающие ни с того ни с сего, как будто на ближайшем кладбище завелось что-то нехорошее, деревни и города, кровавые войны, перевороты, ложь в СМИ, убийство человеческой мечты, урезание зарплат и социалки, бурный рост порноиндустрии, торговлю органами, вспышки каннибализма, более всего похожие на попытки чему-то подражать…

В нашей стране, которая недавно попала на этот путь и пытается пробежать его семимильными шагами, все это видно гораздо лучше, чем где бы то ни было. И, возможно, именно в этой резкости и есть наше спасение. Возможно, именно эта резкость и скорость процессов поможет нашему народу понять, что та форма капитализма, которая предлагается сейчас миру — есть небытие русского народа и России. Потому что мы — нерентабельный народ. Мы слишком многого хотим, мы слишком ко многому привыкли, мы слишком ко многому стремимся, мы слишком о многом думаем, нас таких — слишком много, чтобы приносить достойную прибыль Хозяину.