Дмитрий Саймс - Путин и Запад. Не учите Россию жить!

2014 год

Как гласит известная пословица, разница между оптимистом и пессимистом заключается в том, что оптимист считает, что дела хуже быть уже не могут, а пессимист верит, что они могут и, вероятно, будут еще хуже. История со сбитым «Боингом» демонстрирует нам, что в этом отношении на сегодня более правыми выглядят пессимисты. Крушение авиалайнера — ужасный инцидент, но это также трагедия, которая отражает всю конфликтную природу американо-российских отношений и в более широком контексте — отношений России с Западом.

Помимо общей враждебности к политике России и фактов, представленных Вашингтоном и Киевом, одна из причин, почему США и ЕС возлагают вину на ополченцев за сбитый самолет, заключается в логичности самого допущения, что сбила авиалайнер над своей территорией, вероятнее всего, та сторона конфликта, которая подвергалась регулярным бомбардировкам с воздуха и уже к этому времени уничтожила несколько самолетов противника, а не та, которая не сталкивалась с воздушными атаками и, соответственно, не имела в своем послужном списке подбитых аэропланов. Точно так же легче было предположить, что восставшие ополченцы, обладающие сравнительно слабыми средствами разведки и несовершенной системой контроля над выполнением приказов, с большей вероятностью могли бы выстрелить в пассажирский авиалайнер по ошибке, чем лучше организованные правительственные войска Украины. И поскольку меньше оснований думать, что украинские войска могли выстрелить именно по ошибке, в таком случае если бы выяснилось, что выстрел с их стороны оказался роковым, то отсюда закономерно следовал бы вывод, что они это сделали сознательно, в ходе реализации чудовищной провокации c целью поймать в ловушку ополченцев и Россию. Но, если бы за таким ужасным преступлением стоял Киев, Америка и Европа вынуждены были бы задуматься о своей поддержке президента Порошенко. Нынешнее правительство в Киеве пришло к власти, опираясь на сильную поддержку со стороны Вашингтона и Брюсселя, и само это новое руководство обычно воспринимается как друг Запада, поэтому отказ от его поддержки потребовал бы безусловных доказательств подобного преступления, притом что некоторые и в США, и в Европе все равно не поверят никаким доказательствам вообще.

Для Соединенных Штатов, как и для Европейского союза, на кону сейчас лежит больше, чем сама Украина. Россия под управлением Владимира Путина все в большей степени рассматривается как возрождающаяся великая держава, бросающая прямой вызов мировому порядку, как он сложился после холодной войны, и отвергающая западные представления о том, как международная политика должна функционировать и как отдельные государства должны вести дела у себя дома. Жесткие действия России на Украине послужили подтверждением на Западе худших подозрений относительно намерений Москвы.

Россия сейчас находится перед трудной дилеммой. Если она продолжит поддерживать повстанцев, столкнется с новыми санкциями и возможным продвижением инфраструктуры НАТО ближе к границам России, и, пока Москва не вступила в новые союзы, Россия может оказаться один на один с альянсом, превосходящим ее по экономическому могуществу, по численности населения и, по крайней мере в некоторых отраслях, обладающим гораздо более совершенной военной технологией. Нежелание Европы разрывать экономические связи с Россией, видимо, объясняет более мягкие санкции с ее стороны, чем те, что вводит Америка, однако при давлении США и сильном поощрении со стороны прибалтийских государств, Польши и Швеции более жесткие санкции почти наверняка будут введены и Европой. Неудивительно, что те, кто отвечают за состояние российской экономики, склоняются к точке зрения о необходимости для Москвы искать выход из конфликта и отказаться от поддержки ополченцев.

Подобным экономическим резонам бросают вызов те в российской политике, кто помимо чувства моральной ответственности перед населением Восточной Украины исполнены также скепсиса в отношении предположения, что своим отступлением Россия сможет восстановить партнерство с Западом. И на самом деле история санкций показывает, что их намного легче ввести, чем снять. Учитывая нынешнее неприятие курса России и лично президента Путина во многих частях Европы и еще в большей мере в США, не исключено, что уступки по Украине рассматривались бы как признак слабости, а не сдержанности. Вполне вероятно, что за ними последовали бы новые требования к России — отказаться от Крыма, стать более сговорчивой в международной политике, а внутри страны — допустить большие свободы в западном духе.