Люк Хардинг - Никто кроме Путина. Почему его признает российская «система»

За сутки до нашего отъезда звонит мой телефон. Это Николай, младший дипломат департамента прессы.

«Мистер Хардинг, у вас есть дети?», — спрашивает он.

«Вы же знаете, что есть», — уныло отвечаю я.

Он продолжает: «У меня для вас хорошая новость. Мы хотим предоставить вам визу на полгода, чтобы ваши дети могли закончить учебный год».

«А что потом?»

Пауза. «Потом вы должны будете уехать из России».

Оказывается, меня временно не выгоняют, чтобы выгнать позже.

В государстве, которым управляет таинственная и параноидальная олигархия, обычно невозможно узнать истинные причины, стоящие за административным решением. Решив выгнать меня, российское государство, похоже, отменило свое решение или по крайней мере отложила его. Причины непостижимы. Это могло бы быть прагматичной победой кремлевских либералов. Также возможно, что это дело рук британских дипломатов. Во время улучшения отношений между Москвой и Лондоном МИД России может представить свою «уступку» новому коалиционному правительству Британии как жест доброй воли. Более вероятно, что кого-то пробудила ото сна пиар-катастрофа, угрожающая случиться после того, как меня выгнали.

Фиби идет забирать детей из школы, когда я говорю ей о звонке Николая. Тилли только что попрощалась со своими друзьями. Ее учительница английского, миссис Семяник, дала ей экземпляр «Маленького принца», она сжимает свой табель успеваемости. Фиби выдает новость, что мы в конце концов остаемся в Москве.

Тилли бесится. Она бежит прочь через игровую площадку: «Вы, черт побери, разрушили мне жизнь, — кричит она. — Я, бляха-муха, не вернусь в свою старую школу!». Мисс Смит, учительница Раскина, мудрая и сердечная британка, которой за шестьдесят, ничуть не шокирована поведением Тилли. «Она права», — говорит мисс Смит.

Дома Тилли баррикадируется в своей спальни. Ей 13 лет. Она пишет:

«На нашей стене в прихожей висят скучные пластмассовые часы с лицами Владимира Путина и Дмитрия Медведева. Мой папа всегда говорит, что это — ироничная шутка, что эти часы и другие вещи, это частички политической сатиры, разбросанной по нашему дому.

Когда ваш отец — русский иностранный корреспондент «Guardian», политического юмора у вас будет с избытком. Помню, однажды мой папа попросил меня повесить на наших входных воротах табличку «Курятник» как шутку о финансовых махинациях.

Но когда мы шутим с правительством России, мы ничего от этого не ждем. По какой-то причине мы считаем себя неприкосновенными. Мы смеемся над «Димой и Володей», но не ждем, что они нам что-то сделают, кроме того, что яростно посмотрят на моего папу несколько раз и будут тихонько угрожать.

Поэтому это стало полным и абсолютным шоком, когда в один обычный вторник, только у меня завершился литературный кружок, мои мама и папа пришли к моей школе и довольно робко объявили, что мы поедем из Москвы в Лондон…

Когда я сидела в своей комнате, глядя на помятые и разбросанные повсюду вещи, я четко поняла, что происходило. Все это время папа прятался в своей комнате, он писал материал о том, как нас заставляли так внезапно уехать. Он собирался опубликовать все это, рассказать миру об этом, а российское правительство не могло это принять. Они не могли признать, что выгнали семью просто потому, что им не нравилось то, что писал мой отец. «Прекратите играть в игры разума, господин Медведев, — шепчу я. — Прекратите разрушать наши жизни, господин Путин», — говорю я.

И сейчас эти часы на стене — это не просто невинная частичка политической сатиры. Сейчас, каждый раз, когда мы заходим в дом, эти часы получают яростные взгляды недовольства и злости. Сейчас эти часы — источник всех наших проблем.

Поэтому наши жизни были разрушены дважды подряд. И все это благодаря Диме и Володе».

Я читаю текст Тилли и плачу.

Упаковывая вещи перед отъездом, я размышляю над судьбой России со времени падения СССР и конца коммунизма.

Есть много неприглядных аспектов: во-первых, феодальное превосходство российской «элиты», во-вторых, отсутствие правовой защиты обычных россиян от своевольных бюрократических сюзеренов. Это продолжается уже долгое время. Историк Ричард Пайпс называет это «своеобразной пропастью», которая годами существовала в России между управляющими и управляемыми. Исайя Берлин говорит о «двух нациях»: «классе руководимых», который «ведет себя, как все люди», и «руководящем классе», которого «все население боится, восхищается им, ненавидит и принимает как нечто неотъемлемое».