Моя синестезия выходит за рамки неврологически окрашенных цифр и букв. Я могу воспринимать движение в виде звука, музыку – в виде цвета, вкус – в виде форм, а также множество других экзотических ощущений. Около четырех процентов всего населения Земли имеют некоторые формы синестезии, включая физика Ричарда Фейнмана и музыкального продюсера Скриллекса. Хотя отдельные синестетические проявления могут присутствовать у любого, исторически сложилось так, что у людей искусства синестезия встречается чаще. Среди легендарных музыкантов с даром синестезии – Джими Хендрикс, Стиви Уандер, Билли Джоэл, Тори Эймос и Эдди Ван Хален. Благодаря нескончаемым комбинациям чувственных ассоциаций синестезия разрушает барьер между обыденным и удивительным, предсказуемым и неизвестным, предоставляя музыкантам, писателям, художникам и новаторам в сфере культуры возможность делиться синестетическим миром провокационными способами. Так, Ференц Лист, как известно, просил оркестр добавить в звучание фиолетовых тонов, в то время как Мэрилин Монро, по некоторым сведениям, видела цветные вибрации звуков. В собственной биографии Владимир Набоков ярко и подробно описал свои ассоциации между цветами и буквами, великолепно представив букву С «странной смесью лазури и перламутра». Я, например, ощущаю эту букву как спелую тыкву, осеннюю смесь желтого и оранжевого, свистящий звук цвета янтаря.
Более сложный слой моей синестезии называется порядково-лингвистической персонификацией. В данном случае каждая графема имеет не только уникальный цвет, но и особенности. Это наиболее верно в отношении цифр. Я считаю их близкими друзьями. Они существуют в моем мире с присущими им разнообразными характеристиками. Например, цифра «3» – скромное индиго, которое стесняется своего потенциала. А все встречающиеся мне люди связаны с синестетическими ощущениями, (их иногда называют аурой, и в ней у каждого человека минимум один цвет, образующий мгновенную связь с соответствующими цифрами разных размеров и конфигураций и создающий разноцветную мозаику). Скажем, мой друг из медицинской школы – великолепная, большая бирюзовая семерка, эклектичная и в то же время очаровательная, окруженная группами зеленовато-желтых, странно неуклюжих шестерок и ореолом доброжелательных, миролюбивых, холодных голубых четверок. По мере нашего знакомства его графемы множились и становились более разнообразными, создавая грандиозную картину. Постепенное накопление личной информации (или данных наблюдений с научной точки зрения) превратилось в изображение большого полупрозрачного озера в светло-сером кратере с бирюзовыми берегами и светло-бирюзовым (точнее, Pantone 3245) центром.
Слой за слоем моя синестезия распространяется. Люди с азуленовыми четверками пленительны. Надкусил едва созревшую клубнику, и мой мир превратился в плеск воды, наполненный звуком соприкоснувшихся медных тарелок. Пронзительный звук кларнета из «Рапсодии в голубых тонах» Гершвина не перестает вызывать у основания языка ощущение блестящей скользкой змеи со вкусом черники, отдающей свежим протектором шин.
Это не вызванная наркотиками галлюцинация. Такова моя реальность.
Это происходит со всеми чувствами. Мои ощущения зеркального прикосновения активны, даже когда я смотрю не на человека. Например, стоя перед статуей Давида, я чувствую слева напряжение лонно-ключично-сосцевидной мышцы, будто поворачиваю голову вправо. Еще ощущаю тяжелую толстую ткань на своем правом плече, легкость в левой руке и слегка согнутое правое колено. Смотря на статую Свободы, я чувствую драпирующую мои ноги тяжелую тогу, тяжесть в правой руке, напряжение трехглавой мышцы левого плеча, будто я, как леди Либерти, вытягиваю руку вверх. Венок из острых клиньев выходит из моего черепа чуть выше лба. Я – их живое отражение.
Я испытываю фантомные физические ощущения и на элементарных уровнях визуальной информации, не имеющих возможности отразиться на человеческом лице. Например, глядя на стакан воды, автоматически ощущаю щекотание в уголках рта, будто моя голова высовывается из воды в открытом рту. Колокольчик удлиняет верхнюю часть тела, в то время как нижняя становится свободной и просторной. Фонарные столбы тянут меня вверх с высоко поднятой головой. Электрические розетки с рисуемым на моем лице выражением морды удивленной мыши заставляют чувствовать себя дружелюбным и озорным. Я могу считать эти ощущения комбинацией парейдолии – феномена узнавания известных паттернов, например лиц, там, где их нет, и апофении – инстинктивного рефлекса мозга придавать смысл случайной информации.
Читать дальше