Джей Джаямохан - Детский нейрохирург. Без права на ошибку - о том, кто спасает жизни маленьких пациентов

Не навреди.

Каждый только что оперившийся врач должен пройти через этот год. Неважно, хотите ли вы стать терапевтом, гинекологом или планируете посвятить себя онкологии, все начинается с резкого погружения в реальность. Теперь начальный период растянут на два года, хотя, как по мне, даже четыре не смогли бы подготовить врача-новичка к внешнему миру.

Практика в хирургии лишь подкрепила мое решение сосредоточиться на нейрохирургии, но мне предстояло еще целых два года всевозможных испытаний, прежде чем я мог хотя бы начать этот путь. Получив повышение до старшего интерна, «доктор Джей» теперь должен был попробовать себя во всем в выбранной им больнице, и мой выбор пал на больницу Кингстон в Сурее.

Первым местом моей стажировки стал приемный покой. Если раздача обезболивающих мне казалась пыткой, то здесь было нечто совсем другое.

Если вы когда-нибудь бывали в приемном покое и лечащий врач показался вам немного напуганным, то вам не показалось.

Честно говоря, я достаточно долго не понимал, что делаю. Если меня в рамках экзамена попросить поставить диагноз по каким-то редким и не связанным на первый взгляд симптомам, то я щелкну это на раз-два. «Непредсказуемое поведение у пациента со сладко пахнущей мочой и ушной серой? Должно быть, это метаболическое расстройство под названием разветвленно-цепочечная кетонурия [14] То же, что лейциноз – врожденное нарушение обмена аминокислот (валин, изолейцин, лейцин), которые не усваиваются организмом больного и в большом количестве выводятся с мочой – отсюда характерный сладковатый запах, давший название «болезнь кленового сиропа». К основным симптомам лейциноза относятся: слабость, отказ от пищи, плач, рвота, подергивание различных мышц и др. . Мне кажется, сэр, пациент страдает от болезни кленового сиропа (к слову, она действительно так называется)».

Когда же смотришь в глаза живому человеку в час ночи в воскресенье, пытаясь докопаться до истины по неуверенным ответам пациента на вопросы о его состоянии, напряжение ощущается совсем другое. Слишком много переменных. Слишком много сбивающих с толку факторов. К счастью, существуют медсестры. Эти люди спасали меня множество раз. Именно на них, вне всякого сомнения, и держится отделение. Опытная медсестра приемного покоя гораздо ценнее сна – а его мне, поверьте, мучительно не хватало.

Приемный покой совершенно по праву считается передовой линией медицины. Здесь постоянно аврал. Это по-настоящему значащая часть системы здравоохранения, однако не здесь я хотел работать. Я не горел желанием посвятить себя ни общей хирургии, ни ортопедической, даже после того, как по полгода занимался сначала одним, а потом другим. Я думал: «Нет, мое будущее – это нейрохирургия. Я хочу быть “мистером”».

В английской медицине есть один весьма странный заскок – уж точно он считается странным нашими коллегами из других стран, а также, по правде говоря, большинством моих пациентов, – получив квалификацию хирурга, мы возвышаемся над званием «доктор». Мы с трепетом относимся к корням этой традиции, которыми, подобно многим другим британским странностям, она уходит в снобизм.

Чтобы быть врачом в начале восемнадцатого века, требовался медицинский диплом. В теории он должен был быть признаком эрудиции, хотя на деле всякие шарлатаны получали их по дешевке – за границей или по почте. Это значения не имело, так как бумажка даровала им звание «доктора», наделяя правами назначать лекарства, пускай и из весьма узкого списка, а также выписывать счета. Счета на крупные суммы.

Порой поставленный доктором диагноз требовал кровопускания или разрезания костей – тогда-то к делу и подключались хирурги. Только в те дни хирурги не считались медиками. Вовсе нет. Они были мясниками, или, если точнее, цирюльниками.

Если нужно было вырезать желчный пузырь или выдернуть зуб, человека отправляли туда же, где его стригли. Вот почему рядом с современными парикмахерскими зачастую можно увидеть столб в красно-белую полоску. Он символизирует кровь и бинты – эдакая дань уважения «другой» работе их праотцов.

Хирургия считалась настолько жуткой стороной медицины, что врачи этим не занимались. Кровь и фартук они считали ниже своего достоинства. Мало того что от хирургов не требовалось никакого медицинского образования, все, что от них было нужно, – это физическая сила, которой недоставало ученым мужам. Так, например, если врач диагностировал гангрену ступни, то местный Видал Сассун [15] Известный британский парикмахер. попросту засовывал пациенту в рот кожаный ремень, и четверо крепких мужиков удерживали его, пока цирюльник доставал свою пилу. Врачи не хотели иметь к этому совершенно никакого отношения.