Захарий Френкель - Записки и воспоминания о пройденном жизненном пути

В течение зимнего семестра в результате сосредоточенной работы летом, невзирая на далеко не полное владение немецким языком, я сдал полукурсовой «philosophicum», т. е. экзамены по физике и зоологии, по анатомии и физиологии и по всему курсу неорганической и органической химии. Только по химии, которою я больше всего занимался в лаборатории и по руководствам, я получил у чудесного старика Карла Шмидта оценку genügend (т. е. удовлетворительно или — «три»). По другим предметам отметки были настолько положительными, что по конкурсу экзаменов я был принят в число казённых стипендиатов. Размер стипендии в Дерпте был 25 рублей в месяц, и этим вполне разрешён был для меня вопрос о средствах для дальнейшего пребывания в университете до окончания медицинского образования (то есть на 1893–1895 гг.).

Неудача с отметкой по химии была для меня совершенно неожиданной. Карл Шмидт (или, как его называли студенты, Карлуша), лекции которого я усердно посещал в течение двух семестров, приходил в аудиторию задолго до начала занятия и старательно, чётким, ясным почерком выписывал на обеих сторонах одной и другой доски наименование и формулы всех химических соединений, о которых должна была идти речь на лекции. Против каждой формулы, в неизменном порядке, стояли цифры: удельный вес, температура точки замерзания и кипения и т. д. Всё написанное на доске он тщательно сверял со своею бумажкой. Точно, минута в минуту, он начинал и заканчивал лекцию. Быстрый во всех своих движениях, он успевал в лекции упомянуть обо всех соединениях, длинными вереницами которых были исписаны доски. Не могу сказать, сколько ему было лет, но вид он имел трогательного, необычайно симпатичного, очень древнего, совершенно седого старика. О нём, о его детской наивности, забывчивости и незлобивости ходило очень много самых пикантных анекдотов. Каждое воскресенье, как полагается богобоязненному немецкому главе семьи, он шёл, с молитвенником в руках, вместе с супругой в университетскую кирку. Это я сам лично видел не раз: химик Карл Шмидт с Betbuch'oм (молитвенником) в руках!

Экзамен по химии у Карла Шмидта происходил в актовом зале главного университетского здания вечером. Студент подходил к столу, брал билет, громко называл его номер и садился за стол лицом к профессору. Обдумывая вопросы своего билета, пока отвечал предыдущий экзаменующийся, студент устремлял взор вдаль над головой профессора. Там группа умелых и опытных в этом деле «товарищей» подымала большой плакат со всеми сакраментальными цифрами — формула, удельный вес, температура плавления, кипения и пр. Всё шло гладко, без заминок. На мою беду я вынул билет с темой «petroleum». Всё, что полагалось насчёт формул и цифр я, не подымая глаз ввысь, знал, и так как профессор, не прерывая меня, продолжал слушать, то я перешёл к изложению теории происхождения нефти. Незадолго до этого я с увлечением прочитал статью Д. И. Менделеева с его гипотезой о происхождении нефти прониканием воды до раскалённой земной магмы, содержащей в себе железо и углерод. Окисляясь, железо отнимало от молекул воды кислород, а освободившийся водород соединялся с углеродом в предельные углеводороды. Для выявления в земной магме железа были использованы астрономические вычисления среднего удельного веса земного шара. Гипотеза Менделеева казалась мне настолько увлекательной, что я принялся излагать её во всех деталях. Профессор благожелательно слушал и не задавал мне никаких вопросов. Наконец он прервал меня:

— Sehr interessant, aber gar nicht wissenschaftlich (очень интересно, но совсем не научно), — и поставил мне тройку.

Это вызвало сенсацию даже у незнакомых мне студентов, бывших на экзамене. Один из них обратился ко мне за разъяснением, в чём причина такого несоответствия отметки необычно подробному ответу. Как известно, гипотеза Менделеева о происхождении нефти не нашла в дальнейшем подтверждения и не принята в науке. Но я не знал, что она уже считалась забракованной. Профессор К. Шмидт просто считал, что экзамен имел целью определить степень усвоения читанных им лекций, а гипотезами он на лекциях не занимался.

Прямую противоположность Карлу Шмидту представлял его брат — профессор физиологии Александр Шмидт. Среди студентов он именовался «Blut Schmidt» («кровавый Шмидт») за его открытия в учении о крови и сущности процессов её свёртывания. Уж его-то, конечно, нельзя было встретить в воскресенье идущим в кирку с молитвенником в руках. В немецких кругах он считался вольнодумцем. Лекции по физиологии обставлялись у него очень демонстративно опытами на животных. Помогал ему при этих опытах служитель — небольшого роста старичок — Ляне. Без Ляне не проходило ни одно занятие. Нередко в лекциях, говоря о своих открытиях в области физиологии, Александр Шмидт говорил: «Ich und Lane»(я и Ляне). Опыты с определением скорости нервной проводимости он, однако, ставил не на Ляне, а на ком-нибудь из студентов. Замыкание тока на самописце при уколе на лице производилось закрытием рта, а при уколе в ногу — нажимом большого пальца ноги. Разница в долях секунды на барабане зависела от удвоенной разницы расстояния от мозгового центра до жевательной мышцы и от мозгового центра до мышцы сгибания большого пальца стопы. Но Ляне, по словам Шмидта, был тиходум-эстонец, и, почувствовав укол, он не сразу закрывал рот или сжимал палец на ноге, а начинал размышлять: «Ага, укол, значит нужно что-то сделать. Так. А что именно? Да, нужно прикусить…», — и т. д. Слушая эти слова профессора, Ляне добродушно усмехался.