Захарий Френкель - Записки и воспоминания о пройденном жизненном пути

Было несказанно светлой радостью, когда из напечатанного в газете короткого сообщения о состоявшемся в 1887 г. приговоре по делу Г. Лопатина [18] Лопатин был приговорен к вечной каторге и до 1905 находился в Шлиссельбургской крепости. мы узнали, что наказание, назначенное брату, покрывается его почти трехлетним предварительным заключением в крепости. Еще больше было радости, когда летом приехал брат, исхудалый, обросший бородой, но бодрый, неунывающий. Когда он готовился к выходу из тюрьмы, ему передали с воли шубу. По договоренности с Якубовичем [19] Якубович Пётр Филиппович (псевд. Л. Мельшин) (1860–1911) — поэт; как революционер-народоволец отбывал в 1887–1903 гг. каторгу и ссылку. , сидевшим в соседней камере и находившимся в постоянном общении с братом путем перестукивания, для выноса на волю брат зашил во всех швах шубы переданные ему через тюремного надзирателя на очень мелко исписанных листах тонкой бумаги стихи Якубовича для их издания. Я был посвящен братом в это дело. Мы извлекли стихи из швов, переписали их и позднее послали их в Петербург, где они вышли отдельной книжкой под псевдонимом, если не ошибаюсь, Мельшина.

Брат очень скоро физически окреп. Он чувствовал себя до некоторой степени героем, с ним знакомились местные барышни, и через два месяца начал складываться роман. По настоянию отца он взял в аренду небольшое хозяйство, и его роман благополучно закончился браком [20] Женой Якова Григорьевича стала дочь священника Евдокия Николаевна Пригоровская. Но в одной из справок Жандармского управления есть сведения, что его женой была сестра В. Н. Крохмаля. . Позднее Яков жил в Киеве, примкнул к революционному движению, организовал и успешно осуществил в 1905 г. побег из киевской тюрьмы М. М. Литвинова (будущий известный дипломат, министр иностранных дел СССР), потом работал под кличкой «Дид» в большевистской группе [21] В документах Главного жандармского управления хранится много интересного материала о революционной деятельности «Дида» в киевский период. См.: Приложение № 4, а также воспоминания сестры Якова Григорьевича и Захария Григорьевича — Евгении Григорьевны Левицкой в книге «Две тетради Евгении Левицкой. Письма автора „Тихого Дона“» — публикация Льва Колодного. М., 2005. . После Октябрьской революции жил под Москвой и умер в 1936 г. от несчастного случая, попав под поезд.

Летние месяцы в гимназические годы, в 1884–1887 гг., я проводил в Борках, где в эти годы служил управляющим отец и жила с ним вся наша семья. Я, как и брат Сергей, проявлял большой интерес ко всем мероприятиям по улучшению сельского хозяйства, которые задумывал и осуществлял отец. В особенности моё внимание привлекали планы отца по обращению в сельскохозяйственные угодья земель, числившихся в планах и описях «неудобными». К ним относились обширные, занимавшие многие десятки гектаров, глубокие пески, совершенно лишенные растительности. Летом ветры вздымали с этих пространств облака песчаной пыли, заносившей посевы на других возделываемых участках. Среди этих песков в расстоянии пяти-шести километров от «Борковской экономии» отец заложил отдельный хутор. Построен был дом и хозяйственные постройки, поселены несколько рабочих с семьями, устроен колодец. К зиме в скотном дворе ставился скот для откорма привозимыми из Борков корнеплодами, отрубями и заготавливаемым на месте силосом из люпина, вики и других культур, которые разводились на мелиорированной песчаной пустыне. Под глубокую вспашку плугом была с осени посажена на многих гектарах «шелюга». Были приняты меры для снегозадержания, участки засажены лозой. Опыт удался, лоза стала разрастаться, и полосы между ней удалось удобрить навозом, отчасти полученным на месте от содержавшегося на хуторе скота, отчасти — привезённым из экономии. Большие полосы были засеяны люпином, который в качестве зеленого удобрения был до наступления жары летом запахан. Отец постоянно ездил в это новое зарождавшееся хозяйство, и я всякий раз был его спутником. Подолгу мы ходили и объезжали голые песчаные участки, мерили шагами низины, где были остатки болотных зарослей. На некоторых из них по указанию отца рылись затем пруды, выкачивался торф для подстилки в скотном дворе, закреплялись берега посадкой шелюги, а потом ольхи. По-видимому, отца увлекал процесс обращения этих вредивших на многие километры голых пространств в пригодные земли.

У меня ещё с тех пор появился стойкий интерес к мелиоративным работам, в результате которых наступали очевидные полезные для людей изменения в местности. Когда через два-три года на бывших голых песках снимался первый урожай вики или овса или даже кое-где картошки — это вызывало радость у отца. У поселённых в новом фольварке семейных рабочих появились у дома кусты красных «поречек» (смородины), крыжовника и молодые деревья черешен. Особенно отчётливо остаются у меня в памяти задуманные отцом и успешно осуществлённые работы по осушке большого топкого болота и прокладка через него дороги до реки Остёр и сооружение моста через эту реку. Дорога почти вдвое сократила путь до нового хозяйства.