Захарий Френкель - Записки и воспоминания о пройденном жизненном пути

В виду этого Горный департамент покорнейше просит Департамент полиции не отказать в сообщении, насколько справедливо приведённое заявление Френкеля о его неприкосновенности к упомянутому делу.

(Там же. Делопроизводство 3, 1887. Оп. 83. Д. 806. Л. 6).

Департамент полиции

20 ноября 1887 г.

В Горный департамент

Министерства государственных имуществ

…Департамент полиции имеет честь уведомить Горный департамент, что козелецкий мещанин Яков Френкель, преданный в 1887 г. Военно-окружному суду по обвинению его в принадлежности к тайному сообществу, поставившему себе целью ниспровержение путём насилия существующего в Империи государственного порядка, — действительно был оправдан по суду.

К сему Департамент полиции считает нужным присовокупить, что хотя, в виду изложенного, приведённое в отношении № 3512 заявления Френкеля представляется справедливым, но тем не менее прикосновенность его к вышеуказанному сообществу не подлежит исключению.

Предполагалось, что он вместе с другими членами означенного сообщества занимался в 1884 году в г. Луганске изготовлением метательных динамитных снарядов, зная, что таковые предназначались для террористических целей партии. Хотя по недоказанности падавшего на него обвинения Френкель и был оправдан Военно-окружным судом, но в виду вышеизложенного Департамент полиции признаёт необходимым учредить за Френкелем негласный надзор по повторению 1 марта 1882 г.

(Там же. Л. 7).

6 октября 1903 г. из Департамента полиции была направлена начальнику Киевского охранного отделения выписка из полученного агентурным путём письма от 30 сентября 1903 г. с подписью «твой Яков», отправленного из Киева в Харьков на имя Сергея Григорьевича Френкеля. В письме говорилось: «Дорогой Сергей. Службу у Кульженко я оставил и крайне нуждаюсь в месте. В этом отношении ты можешь мне посодействовать, давши мне письмо к Де-Рибасу, который теперь состоит директором банка и у которого имеются вакансии.

26-го у меня был обыск, что, конечно, ещё более ухудшило положение Дуни, она уже третий день в постели. Когда, наконец, они оставят меня в покое…».

Препровождая эту выписку, директор Департамента полиции предлагал начальнику Киевского охранного отделения установить личность автора и, собрав о нём подробные сведения, представить в ДП.

(Там же. Делопроизводство О. О, 1903. Оп. 231. Д. 1967. Л. 1–2).

31 октября поступил ответ:

«…Имею честь донести Вашему Превосходительству, что автором письма оказался мещанин г. Козельца Черниговской губернии Яков Григорьевич Френкель, 42 лет, по занятию корректор, проживающий по Фундуклеевской улице в доме № 22, квартире 12. В последней квартире он действительно был обыскан 26-го сентября с. г., при ликвидации кружка лиц, причастных к Конотопской типографии, так как его посетил жлобинский мещанин Есель Зельманов Хайкин („Волк“), ныне содержащийся под стражей в г. Харькове.

Яков Григорьевич ранее известен Отделению, по наблюдению Летучего отряда Департамента полиции в 1902 году, под кличкой „Чалый“ и был тогда взят от действительного студента Петра Ивановича Красовского („Коренастый“), — ныне арестованного. Из лиц, имеющих сношения с Френкелем, выяснены: врач Владимир Александрович Обух [410]; врач Давид Моисеев Иссерсон и фельдшерица Вера Александровна Черкасова, а также Айзенберг и бежавший Крохмаль. ‹…›

Упоминаемая же в письме „Дуня“ — есть жена Френкеля, Евдокия Николаевна, проживающая при муже».

(Там же. Л. 3).

В деле исследуется также письмо от марта 1903 г., добытое агентурным путём, присланное на адрес Я. Г. Френкеля, которое, по мнению жандармов, написано женой врача Обуха Варварой Петровной. В нём она сообщает, что в Киеве пока всё благополучно. Яков Григорьевич по-прежнему ходит в типографию, но что в Киеве установилась новая манера арестов: подходят на улице и приглашают отправиться в участок и там оставляют, а потом отвозят в Петербург.

(Там же. Д. 2388. Л. 5–6).

28 марта 1904 г. по данным агентуры «была взята под наблюдение, как лицо от „техники“, неизвестная барынька, коей дана кличка „Остерская“ и которая оказалась дочерью священника — Анной Николаевной Пригоровской [411]. Деятельность её была тесно связана с типографией местного комитета РСДРП и даже были установлены агентурным путём три конспиративных свидания, на коих „Остерская“ передавала доверенным лицам только что вышедшие из-под печатного станка прокламации».