Захарий Френкель - Записки и воспоминания о пройденном жизненном пути

Но не этот гонорар был главной наградой за наш напряжённый двухнедельный труд. Большей, неизмеримо большей наградой был испытанный нами энтузиазм предстоящего великого строительства, владевший трудовыми массами, от которых съехались на Череповецкий съезд эти сотни рабочих, крестьянских и солдатских депутатов, с таким глубоким вниманием слушавших воодушевляющие речи партийных руководителей и с такою деловитостью проявлявших готовность безотлагательно приступить к практическому осуществлению планов переустройства жизни.

Ну, а на «Полоске» шла тем временем трудная борьба за выживание. Каждое утро мне нужно было незаметно выполнить ряд совершенно неотложных работ: убрать сарай и загородку, где ночевали козы, чтобы эта работа не легла на более слабые женские плечи. Нужно было привести в порядок поле орошения, вскопать очередную грядку и оправить борозду; нужно было выкорчевать один-другой пень, чтобы заготовить на ближайший день топливо. Всё это я спешил проделать в самые ранние часы, чтобы затем успеть, приведя себя в порядок, пробежать километра два до Политехнического института и без опоздания прочитать двухчасовую лекцию для студентов-выпускников строительного отделения. Среди них немногие обнаруживали особый интерес к вопросам планировки и благоустройства населённых мест и к санитарной технике. Это были только единицы, а я, особенно после участия в Череповецком съезде, постоянно находился под действием мысли о необходимости, о безусловной неотложности подготовки многочисленных технических кадров для практического осуществления переустройства санитарно-технического оборудования и благоустройства населённых мест.

И начинать надо было со столицы. Ведь благоустройство Петербурга до революции имело по преимуществу чисто внешний, показной характер. Три-четыре парадных улицы, такие, как Невский проспект, Гороховая или Вознесенский проспект, по которым царь ездил на вокзал, были вымощены весьма дорогой, хотя и очень недолговечной, торцовой деревянной мостовой и поддерживались в порядке постоянной работой дворников. По вечерам они были залиты ярким электрическим светом, а в то же время даже на этих «парадных» улицах, как и во всём городе не было упорядоченной уличной канализации, роль её исполняли прогнившие деревянные трубы, пропитывавшие всю почву нечистотами. Все сточные колодцы также были деревянные, без подвесных ёмкостей, так что зловонный, гниющий осадок из них при чистке выкладывался прямо на мостовую, и в центре в каждом дворе были скопления нечистот в выгребных и помойных ямах.

Все прилегающие к «парадным» улицам переулки и улочки были замощены булыжником и имели узкие негодные тротуары. По этим жилым улицам целые дни стояли грохот и стук от ломового движения, которое искусственно оттеснялось сюда запрещением ломовым извозчикам проезжать по улицам сквозного и прямого сообщения — по Невскому, Гороховой, Литейному, Загородному и другим проспектам.

Наконец, глубокий казённо-полицейский отпечаток на всём благоустройстве дореволюционного Петербурга лежал и вследствие методов его проведения. Оно велось не по плану, а по приказам градоначальника, по понуждению околоточных и приставов, от которых откупались подачками и непременными «подарками» к праздникам, а также по отдельным, разовым постановлениям Городской думы. Ими все требования общего благоустройства даже самых многолюдных улиц возлагались на отдельные домовладения и их дворников.

Отсутствие единой планомерной организации во всём, фрагментарное благоустройство улиц десятками тысяч отдельных домовых хозяйств вело к чрезвычайной пестроте и ненадёжности дела, к невероятно неэкономному, нехозяйственному в общегородском масштабе расходованию средств. При поливе не- или плохо мощёных улиц из шлангов и поливных тумб расходовалось неимоверно много воды, разрушались мостовые от выбиваемого сильными струями песка. Ремонт улиц производился против каждого дома отдельно, разными материалами и разными мастерами. Неизбежным было со стороны каждого дома стремление подешевле отделаться от этой полицейской повинности. Отсюда — недолговечность строительства, деревянные трубы на улицах клались без общего уклона, а на иных участках и с обратным уклоном, только бы внешне выполнить требования…

Вся эта казённо-полицейская «марафетная» культура дореволюционного Петербурга, стремившаяся к недолговечному внешнему лоску, стояла в вопиющем противоречии с требованиями подлинного благоустройства и с уже имевшимися техническими возможностями XX в. В ещё более кричащем противоречии стояла она с величавым наследием «царственного» благоустройства Петербурга, которое проводилось под руководством замечательных мастеров, строителей и художников в век Петра, Екатерины и Александра, когда город строился и украшался не для «чёрного люда», а как императорская вотчина. Тогда оделись в прочный гранит берега Невы и каналов, заложен был Летний сад с его знаменитой решёткой, и Михайловский парк; тогда выросли все архитектурные, пленяющие туристов ансамбли, устроены были знаменитые площади — Сенатская, Исаакиевская и Дворцовая, возведены десятки величественных зданий.