Брайан Дир - Доктор, который одурачил весь мир. Наука, обман и война с вакцинами

В то время Святым Граалем гастроэнтерологии считались воспалительные заболевания кишечника. Из двух главных нозологий – неспецифического язвенного колита и болезни Крона – вторая стала его главной целью. Она была впервые систематически описана в 1930-х годах и названа в честь самого пронырливого и напористого из ее исследователей, Беррилла В. Крона. И все же ученые не могли прийти к единому мнению о причине этого недуга, иногда настолько тяжелого, что пораженным оказывается весь желудочно-кишечный тракт. Большинство считало, что в основе патогенеза болезни Крона лежит аутоиммунная реакция, возможно, вызванная бактериями или пищей.

Но за океаном, вдали от дома, отведав сливочной пенки Гиннесса, Уэйкфилд прозрел. «Что, если это воспалительное заболевание вовсе не кишечное, – уловил Лоранс главную мысль этого момента, – а сосудистое, и поражение обусловлено нарушением кровоснабжения кишки?» Это предположение серьезнее, чем вы думаете. На самом деле, оно эпичное . Тогда, в Канаде, Уэйкфилд пошел еще дальше. Он выдвинул гипотезу, что главным виновником болезни Крона может быть вирус , вызывающий воспаление и гибель эндотелия в кровеносных сосудах. Это было смелое заявление, которое определило его дальнейшую жизнь. Но если бы Уэйкфилд оказался прав, особенно, если бы он смог конкретно назвать возбудителя, тогда ему бы действительно пришлось бы купить белый галстук и фрак на церемонию в Стокгольме.

Вирус? Почему нет? Это были 1980-е годы, эпоха СПИДа. Да, попытки связать загадочные болезни с определенными инфекционными агентами на протяжении веков ставили в тупик дальновидных врачей и ученых, но тому, кто разгадал причину болезни Крона, явно светила золотая медаль. Дело даже не в том, что недуг поражает огромное количество людей, наоборот, показатель заболеваемости не превышает 6 на 100 тыс. в год. Скорее, эта патология не поддавалась объяснениям даже самым храбрым и ярким звездам гастроэнтерологии. Она чаще встречается на севере, чем на юге, причем в городах, а не в сельской местности. Болезни Крона подвержены курильщики, часто ее обнаруживают у целых семей и, что наиболее заманчиво, у небедных семей, чьи дома одними их первых снабжаются горячей водой.

Пришло время продемонстрировать свое мужество. В конце резиденуры Уэйкфилд навсегда отказался от скальпеля. Вместо этого ему выдали халат лабораторного исследователя в одной из наименее уважаемых медицинских школ Лондона. Royal Free – именно там в течение следующих 13 тревожных лет он будет стремиться выполнить обещание, данное самому себе той ледяной ночью в Торонто.

Оглядываясь в прошлое, я понимаю, что многое было на стороне Уэйкфилда. Эта комбинация уверенности и личной харизмы позволяла бегать с мячом и возглавлять команды. Медицинские исследование – это как раз сочетание вдохновения и командной работы, наиболее продуктивной, когда ее лидеры обладают достаточным мужеством. Все это у него было, плюс спокойная решимость доказать, что его идеи верны. Но смелость в науке – это еще и способность признать свою неправоту. Именно этот момент вызывал у сына Бриджит главную проблему, а это могло повлиять на многие жизни, не только на его собственную.

Больница и медицинская школа Royal Free в Хэмпстеде располагаются в 6 километрах к северу от Трафальгарской площади, на склоне одного из самых больших лондонских холмов. Комплекс, окруженный террасами таунхаусов XVIII века, кирпичными церквями XIX века, лугами и лесами Хэмпстед-Хита, возвышался над окрестностями, как бетонный замок. Эти четырнадцать этажей брутального модерна с воздуха смотрелись как огромный крест неправильной формы.

Royal Free – это табличка, прямо как USS Enterprise, которую переносят с одного корабля на другой. В 1830-х годах госпиталь под таким названием стоял абсолютно в другом месте. Слово Royal на табличке появилось в честь оплатившей его молодой королевы Виктории, а Free означало, что в этой больнице помощь оказывалась бесплатно, хотя до формирования Национальной службы здравоохранения оставалось еще около 100 лет. На протяжении веков это было единственное в столице учебное заведение, готовившее женщин-врачей, этакая Лондонская школа медицины для женщин.

Однако в конце 1980-х годов, когда Уэйкфилд приступил к работе, госпиталь уже не считался передовым образовательным и лечебным учреждением. По словам декана, медицинская школа почти обанкротилась, а в больнице (которая сдавала под школу четверть здания) сильным считали одно отделение – гепатологию.