Брайан Дир - Доктор, который одурачил весь мир. Наука, обман и война с вакцинами

Администрация медицинской школы, этого бетонного крестообразного замка Хэмпстеда, располагалась в подвале, куда можно попасть через боковой вход. Затем надо пройти через стеклянные двери и по широкому блестящему коридору, пересекающему все здание с востока на запад. Справа располагается кабинет декана и его секретаря. Еще дальше находится офис человека, отвечающего за деньги.

Всего через пять дней после выступления в атриуме Уэйкфилд приехал сюда на встречу. Это был вторник, 3 марта 1998 года. Уэйкфилд теперь считал себя чуть ли не мессией в белом халате. Если кто-то пропустил то самое выступление в четверг, в субботу утром в школе повторно озвучили данные о двенадцати пациентах, опубликованные в The Lancet .

«Родители сообщали о появлении поведенческих симптомов у своих детей после вакцинации MMR (восемь случаев) либо после перенесенной кори (один ребенок ранее был вакцинирован MMR ). Отклонения в поведении включали в себя повторяющийся паттерн, отсутствие интереса к играм или тряску головой. Такую же временную связь с MMR наблюдали ученые в США».

В течение выходных к обсуждению подключилась местная национальная пресса: South Wales Evening Post, Belfast News Letter, Northern Echo, The Herald (Глазго). Лондонские издания тоже не спешили выйти из игры. Evening Standard сообщила о нехватке монокомпонентных вакцин. Independent цитировал Уэйкфилда. «Если я ошибся, меня запомнят как плохого человека, но я должен ответить на вопросы, которые задают мне пациенты».

Встреча была назначена еще до пресс-конференции. Она была запланирована за несколько месяцев. Общественному имиджу Уэйкфилда, как беспристрастного исследователя, противоречит не только его сделка с адвокатом Ричардом Барром, но и большие личные амбиции, которые в тот день он обсудит с руководством. Забудьте о Кроне, Уоррене и Маршалле, перед вами предстанет величайший гастроэнтеролог на свете – Эндрю Уэйкфилд. По его собственному мнению, он не только разгадал загадку болезни Крона, но и обнаружил у детей новое воспалительное заболевание кишечника, неизвестное медицине до 1998 года. Оно было частью нового синдрома регрессивного аутизма, о котором он рассказал Совету по юридической помощи еще до того, как обследовали первого ребенка. Не дожидаясь результатов лаборатории и ее молекулярных тестов, он стал утверждать, что злодей – вирус кори, особенно штаммы, используемые в вакцинах. После этой встречи он надеялся подняться еще выше, к едва вообразимым вершинам славы и достижений.

В тот день на встречу приехали два деловых партнера. Оба были венчурными предпринимателями. Один из них – профессиональный инвестор по имени Алекс Корда, который два десятилетия проработал в биотехнологических стартапах. Другой – Роберт Слит – получил аналогичное образование и вдобавок защитил кандидатскую по микробиологии окружающей среды. Помимо этого, Слит был отцом одного из описанных в статье двенадцати детей. Он впервые увидел Уэйкфилда на собрании по поводу аутизма вместе с матерью «сигнального» пациента, Мисс номер Два.

Они спустились в подвал, чтобы встретиться с финансовым директором и заместителем секретаря, 39-летним Дженгизом Тарханом. Турок по происхождению, он остро шутил, страстно увлекался классическим роком и быстрыми автомобилями. В прошлый четверг он поднялся наверх вместе со школьным секретарем Брайаном Блатчем и услышал призыв Уэйкфилда приостановить введение MMR и перейти на монокомпонентные вакцины. Тархан (он позже отказался со мной побеседовать) знал все о шкале оценки исследований и о деньгах, которые могла принести статья в журнале The Lancet . Он также отвечал за организацию Freemedic , которая была предназначена для получения прибыли за любые изобретения или открытия сотрудников школы. На встрече во вторник планировалось обсудить одно из таких предприятий, которое Уэйкфилд рекламировал в течение нескольких месяцев.

Это будет не первый раз, когда Тархан вступит в бой с протеже могущественного Роя Паундера. Несмотря на весь имидж Уэйкфилда как ученого-идеалиста, он давно жаждал коммерческого успеха. Практически с момента своего возвращения в Великобританию из Канады он беспрестанно подавал заявки на патенты, запускал бизнес-схемы и пытался проявить себя.

Тархану не нужно было знакомиться с Уэйкфилдом – тот часто пытался играть в предпринимателя. Сначала в Бате, Сомерсет, в четырех километрах от Хитфилда, появилась компания Endogen Research . В течение трех лет, с августа 1991 года, он вел переговоры со школой о разработке моноклональных антител. Затем, в сентябре 1993 года, открылась компания Incelltec , в декабре 1994 года – Histogene . Ни одна идея не выгорела. Складывалось впечатление, что амбиции Уэйкфилда несколько выходят за рамки опыта. Одна патентная заявка касалась «праймеров» для ПЦР: коротких цепочек нуклеиновых кислот, служащих каркасом для генетических последовательностей, которые подлежали амплификации. Мой любимый патент – «Ящик Уэйкфилда». Это «устройство для проведения химической реакции» с микроволновым элементом, вращающимся столиком и вентилятором». Неуловимо напоминает известный кухонный прибор, не так ли?