Майа Шалавиц - Жизнь и ее суррогаты. Как формируются зависимости

Самое яркое мое воспоминание – это сидение на унитазе в туалете: мне было страшно неудобно, потому что жировая прослойка на заднице была слишком тонка, чтобы я уютно чувствовала себя на жестком фаянсе. В тот период я все еще продолжала худеть: вес уменьшился с 85 фунтов до восьмидесяти – за семь дней, проведенных в госпитале. Я лежала в теплой воде, изредка вздрагивая от нервного возбуждения, и мне хотелось валяться в этой успокаивающей ванне вечно. Когда я вылезала из ванны и воздух касался моего тела, я наконец ощущала мгновенное облегчение: мне было тепло и уютно.

Конечно, детокс не был большим удовольствием, но ужасы, которые приписывает ему молва, явно преувеличены. Наверное, это был не подарок, потому что в ходе лечения совершенно не учитывалась роль психологии и обучения в возникновении и становлении наркотической зависимости. Но, во-первых, детокс, определенно, менее болезнен и неприятен, чем побочные эффекты от лечения таких заболеваний, как рак, СПИД или гепатит. На самом деле, симптомы детокса не хуже симптомов гриппа. Это не означает, что мое самочувствие не было ужасным. Я просто хочу сказать, что физические симптомы – это не самое главное. Смириться с детоксицирующим лечением трудно из-за тревожности, бессонницы и ощущения потери того единственного, что делает жизнь стоящей того, чтобы ее проживать, а вовсе не рвота или тремор. Тяжелы ментальные и душевные симптомы – усвоенная связь между приемом наркотика и облегчением и отсутствием наркотика и болью. Вот что по-настоящему имеет значение.

На самом деле, эти симптомы – суть проявление экзистенциального страха и тревожности, а именно эти чувства производят самое ужасное впечатление: значимость боли усугубляет ее силу, и чем больше тревог и страхов, тем сильнее причиняемое болью страдание. Боль, которая воспринимается как угроза жизни, причиняет больше мучений, чем не опасная боль, о которой известно, что она скоро пройдет и наступит долгожданное облегчение. Проведенные исследования показывают, что люди, уверенные в том, что боль означает приближение летального исхода, оценивают ее интенсивность выше, чем те, кто, испытывая такие же физические страдания, уверен, что нет причин опасаться наихудшего.

Гавриил Пастернак, специалист по лечению боли, однажды описал мне классический пример этого феномена. К нему вернулась больная, которую он за год до этого лечил от боли, связанной с раком груди. Теперь женщина жаловалась на боли в спине. Женщина была уверена, что это метастазы – рак вернулся, чтобы добить ее. Она просила назначить ей наркотики. Но на самом деле это был не рецидив рака. Когда доктор Пастернак сказал пациентке, что у нее простое смещение межпозвоночных дисков, что и вызвало боль, женщина немедленно почувствовала облегчение. Боль перестала казаться ей невыносимой, и она сразу перестала нуждаться в лекарственном обезболивании. Психология и ощущение интенсивности боли неразделимы. Более того, абсолютно неважно, является ли источник боли «физическим» или «психологическим», аспект значимости и важности боли оценивается в обоих случаях одними и теми же отделами головного мозга. Нет ничего удивительного в том, что в этих областях очень много опиатных рецепторов.

Без героина мои опиоидные рецепторы громко молили об облегчении, зависимость от героина уменьшила запасы эндорфинов и энкефалинов в моем мозге, а эти соединения являются естественными болеутоляющими средствами нашего организма, воздействующими на те же рецепторы, что и опиаты. В основном мне страшно недоставало чувства безопасности и любви. Таким образом, в августе 1988 года меня в основном мучили не тошнота и озноб, а постоянно возвращавшийся страх, что я никогда больше не буду испытывать радость и комфорт. Мне надо было понять, что давали мне наркотики и что забрала у меня зависимость от них.

При поверхностном взгляде кажется, что зависимость очень легко определить. Но если вы попытаетесь точно сформулировать определение и охарактеризовать это состояние, то скоро обнаружите, что все они напоминают определение порнографии, данное Поттером Стюартом: «Я знаю, что это порнография, когда я ее вижу», но отнюдь не научную дефиницию. Другими словами, вам будет трудно выделить словами ключевые характеристики этого состояния.

В определенном смысле, так получилось из-за криминализации таких средств, как героин, кокаин, марихуана, и, на короткое время, алкоголя, криминализации на расистских по своей сути основаниях, и вследствие преувеличения опасности наркотиков в СМИ, при отсутствии описания реальных эффектов наркотических веществ. Другой аспект касается так называемых дефектов характера, которыми любят оперировать пропагандисты 12-ступенчатых программ, наподобие «Анонимных алкоголиков», пытаясь разнести по категориям всех зависимых. К таким дефектам они относят, в частности, нечестность и эгоизм. Последним, но наиболее важным фактором является непомерная сложность определения ментальных расстройств вообще или таких заболеваний, симптомы которых касаются поведения и при которых не удается выявить объективную неврологическую или генетическую патологию.