Общая пропись: берут шафрана, мирры, агарика, имбиря, китайской корицы и трагиканта — каждого по десяти дирхамов; сумбула, ладана, саласфиса, то есть вавилонского посевного кресса, ситника ароматного, древесины бальзамового дерева, лаванды греческой, жабрицы извилистой, куста, дубровника, гальбана, банаста (это есть смола терпентинового дерева), длинного перца, выжатого сока козлобородника, малабасруна, то есть индийского сададжа, майи и опопанакса — каждого по восьми дирхамов; цейлонской корицы, белого перца, безвременника, дубровника полиум, дикого чеснока, семян дикой моркови, донника лекарственного, горечавки, бальзамового масла, зерен бальзама, лепешечек куфийуна и бделлия — каждого по семи дирхамов; руты — два дирхама; аммониак-смолы, румского сумбула, мастикса, аравийской камеди, петрушки, дикого тмина и семян фенхеля — каждого по пяти дирхамов; аниса, аира, корня дикого укропа, сагапена и копытия — каждого по три дирхама; опия, красной розы и диктамна — каждого по пяти дирхамов; валерианы, камеди аравийской акации, пупка варана и семян зверобоя обыкновенного — каждого по четыре с половиной дирхама; старого душистого вина и очищенного от пены меда — в достаточном количестве. То, что нужно настаивать, настаивают в вине, все это смешивают с медом и сохраняют. Употребляют это лекарство через шесть месяцев. За один раз принимают в количестве бундуки (4,5 грамма) вместе с подходящими напитками».
Уфф! Читать-то устанешь, не то что писать! А каково было тому, кто скрупулезно составлял «кашку Митридата»? Но это еще не самое сложное лекарство. Тот же Авиценна приводит в своей фармакопее пропись придворного врача императора Нерона Андромаха-отца, состоящую более чем из семидесяти ингредиентов! И то ли люди тогда были легковернее, то ли болезни легче, но во всяком случае даже великий Авиценна, совершенно не склонный никому верить на слово (иногда, приведя какую-нибудь пропись и ее лечебные свойства, он честно предупреждает: «Так говорят врачи. Что же касается моего мнения, то шалиса — лекарство запутанное, с неопределенным составом, она сжигает кровь и другие соки»), превозносит прописи Митридата и Андромаха, помогающие, как утверждает он, при отравлении самыми различными ядами и водянке, кровохарканье и падучей (эпилепсии), лихорадке и желудочных заболеваниях, потере аппетита или голоса, кишечных язвах и кровавом поносе и т. д., — как видите, заболевания самые разные, и все лечатся одним и тем же лекарством, правда, взятым в различных дозах — от 340 граммов на прием до полуграмма, на «раз лизнуть». Ну чем не панацея?
Мы уже далеко не такие доверчивые, как наши предки, нас на мякине не проведешь! Но вспомните, какой пламенной была вера (сохранившаяся, впрочем, и по сей день) в антибиотики. И у больных и у врачей. А недавнее повальное увлечение мумие — каких чудес о нем не рассказывали! Да только ли мумие: вода магнитная и снеговая, браслеты магнитные и медные, бег или ходьба — всех чудодейственных «всеисцеляющих» средств, что появлялись на нашем веку, и не упомнишь.
И самое интересное, что все рассказы о чудесах того или иного «лекарства» — вовсе не пустая болтовня. Сколько я видела заслуживающих доверия людей, которых исцелило то же мумие. Исцелило от самых разнообразных, в каждом отдельном случае, заболеваний. И, наверное, не меньше встречала тех, кому от таких же болезней оно не помогло. И совсем не потому, что потеряло вдруг свою могущественность.
Для врачей это стало уже тривиальностью: любое новое чудо-лекарство исцеляет не более двух лет. Потом оно вдруг перестает приносить облегчение. Не оттого, что стало хуже, — состав тот же самый. Не оттого, что организм привык, — пациенты (с теми же болезнями) совсем другие. Просто лекарство уже не новое, а значит, чуда от него человек не ждет. Не верит, не надеется, что оно исцелит. И потому оно не исцеляет, хотя два года назад действовало превосходно. И это отнюдь не мистика, а реальнейший факт, вызывающий серьезную озабоченность фармакологов и врачей во всем мире.
Вот какой великой действенной силой обладают вроде бы совсем не материальные вера и надежда.
То же самое можно сказать и о последней составляющей вышеприведенной триады — страхе.
Уж если мы сегодня, входя в светлый, стерильнобелый кабинет врача, непроизвольно, неизвестно отчего волнуемся, относимся к знакомой-перезнакомой Марье Петровне, участковому терапевту, с боязливой робостью и даже иной раз с подобострастием, то что же чувствовали наши предки, попадая в пещеру, не пещеру, избу, не избу — словом, в то самое страшное место, о котором говорилось в начале главы? К ведьме, которая все может?
Читать дальше