Л Цветкова - Мозг и интеллект - Нарушение и восстановление интеллектуальной деятельности

Мы видим, что в процессе обучения умение планировать тексты становится одной из возможных опор, при пользовании которыми восстанавливается развернутая повествовательная речь. Этому способствовала созданная нами программа, которая обеспечивала условия для самостоятельной активной работы над преодолением дефектов устной речи. С помощью программы у больных создавался определенный способ действия, овладевая которым они постепенно приобретали относительную возможность самостоятельной устной речи, а также и умение более глубокого понимания текстов.

Этот способ восстановления развернутой экспрессивной речи как средства интеллектуальной деятельности по заданной программе, используемый нами в эксперименте, был опробован в практической восстановительной работе и дал положительные результаты, что говорит о возможности широкого применения его в восстановительном обучении больных.

В заключение кратко подведем итоги. Попытаемся дать психологический анализ материалов эксперимента. Мы рассмотрим состояние и структуру целостного интеллектуального акта, структуру собственно речевого мышления, подойдем к анализу всех его звеньев, но более подробно остановимся на операциональной стороне мышления, проанализируем также лингвистический и психологический уровни речевого мышления и их роль в решении мыслительных задач. Обратимся к анализу значения, его взаимосвязи со смыслом, к роли знаний в протекании мыслительного акта.

Экспериментальный материал убедительно показал, что при поражении теменно-затылочных отделов мозга обнаруживается первичное нарушение только операционального звена. Что касается других структурных звеньев, то они не претерпели каких-либо первичных изменений, вторичные же изменения обнаруживаются в звене ориентировочно-исследовательской деятельности из-за нарушений речи, выступающей средством этой деятельности. Следует отметить даже усиление роли этих звеньев в интеллектуальном акте: иногда работа больных с текстом становилась гипермотивированной, нередко обнаруживалось усиление ориентировочной деятельности больных и контроля за действиями, отмечалась повышенная общая и интеллектуальная активность при решении мыслительных задач, в том числе и при работе с текстом. Деятельность всегда была целенаправлена, больные осознавали свои ошибки и делали активные попытки их преодолеть, адекватно оценивали свои возможности.

Что касается структуры собственно речевого мышления, то здесь уместно вспомнить, что Л. С. Выготский характеризовал собственно речевое мышление как динамическое целое, в котором сложные отношения между словом и мыслью обнаруживаются через целый ряд переходов от одного плана к другому. Он писал, что в живой драме речевого мышления движение идет от мотива, порождающего какую-нибудь мысль, к оформлению самой мысли во внутреннем слове, затем в значениях внешних слов и, наконец, в словах [52] См.: Выготский Л. С. Собр. соч.: В 6 т. — М., 1982. — Т. 2. — С. 358. .

Если рассмотреть этот ход формирования, мысли, то мы увидим, что у больных с поражением теменно-затылочных отделов мозга нарушенными были два последних звена. Три первых протекали без нарушений. Это особенно четко обнаруживалось в «прямых» опытах, в которых больных просили (снимая тем самым трудности экспрессивной речи) написать план на любую тему, где в основе лежали собственные знания больного, а не заданный текст. В этих случаях больные быстро и правильно писали планы и на их основе пытались создать устный текст, соответствующий плану, замыслу и мысли. Если же опыты были построены так, что мыслительный процесс должен был идти в другом направлении: от устной речи (текста, слов) → к значениям внешних слов → к внутреннему значению слов → и к мысли, то у больных сразу же возникали трудности в мыслительном процессе, в первом же его звене. Они не могли перешифровать речевые единицы в единицы значений, а следовательно, и не могли понять мысли, содержащейся и закодированной во внешней речи.

Как только больные преодолевали этот барьер, они с легкостью понимали не только содержание, выраженное в значениях, но и мысли, содержащиеся в тексте. Что же помогало больным преодолеть этот барьер? Практически во все/ случаях они обращались к смыслу того, о чем говорится в тексте. Понимание общего смысла, а также и смысла отдельных частей текста у больных оказалось потенциально сохранным, тогда как понимание значения, т. е. речевой единицы мышления, — нарушенным. Этот феномен «усмотрения» («схватывания», «вычленения») смыслов особенно проявлялся в наиболее трудных задачах — тогда, когда нужно было через внешнюю речь проникнуть к мысли. И здесь мы сталкиваемся с нарушением феномена, который Л. С. Выготский определил как переструктурирование «грамматики слов» в «грамматику мысли».