Михаил Шифрин - 100 рассказов из истории медицины

Китайцы сообщили об успехе коллегам – британскому профессору Лесли Кольеру (в письме) и советским врачам на конференции в Харбине. Опыт был повторен за рубежом. Сначала в США, по ошибке: лаборант случайно плеснул себе в глаза культурой хламидий. Потом в Англии нашелся доброволец, благородный 71-летний пациент хосписа для слепых. Чтобы проследить клинику экспериментальной инфекции, он не давал себя лечить целых семь месяцев. Наконец, молодой советский микробиолог Анатолий Шаткин ввел хламидии в свой левый глаз без разрешения начальства, понадеявшись, что победителей не судят. В самом деле, великий вирусолог Михаил Чумаков и директор Института вирусологии Виктор Жданов (1914–1987), которым нравились смелые ребята, двинули его карьеру вперед. В популярнейшем журнале «Юность», в одном номере с повестью Василия Аксёнова «Апельсины из Марокко», вышел очерк о Шаткине. Со временем этот мужественный человек возглавил особую лабораторию хламидиоза в Институте им. Гамалеи, затем академический центр по хламидийным инфекциям и профильную рабочую группу ВОЗ.

Сам Тан Фэйфань статью об эксперименте над собой напечатать не успел. Пока он разводил хламидии, коммунистическая партия национализировала промышленность и торговлю. Сделали все аккуратно. Прежним владельцам выплатили компенсацию и пригласили управлять своим бывшим бизнесом за хорошую зарплату. При этом напоминалось, что в Советской России собственность просто конфисковали, а хозяев ставили к стенке. Чтобы скрасить отъем имущества, Мао Цзэдун призвал граждан критиковать партию во избежание перегибов: в Китае, не то что в СССР, «должны цвести сто цветов».

«Цветение» продолжалось лишь месяц. Потом партия заявила, что это была хитрость, «выманивание змей из нор». Правые интеллигенты, оказывается, воспользовались разрешением на критику, чтобы «наброситься на все лучшее, что есть в Китае». На самом же деле от 1 до 10 % работников умственного труда – это правые. От них надо избавляться. Для простоты взяли среднее – 5 % – и спустили везде разнарядку: из 20 человек уволить одного как «правого». Не найдешь у себя правых – сам уходи с работы, да еще как «крайне правый» езжай строить дороги в дальние горы, откуда не возвращаются.

Институт вакцин и сывороток это не затрагивало как стратегически важное учреждение, директор которого Тан Фэйфань входил в «белый список» неприкосновенных специалистов. Но пострадали смежники: из больницы и университета выгнали самых смелых и честных, способных на критику. Тан Фэйфань готовился испытывать в детских садах свою вакцину от кори. Нужны медицинские кадры, а всех, кто был на примете, выслали. И Тан сказал секретарю парткома, что ему мешают избавлять страну от инфекций.

Парторг доложил в ЦК, там велели принять меры. Тан Фэйфаню было приказано выступить с самокритикой, а потом «выслушать критику масс». 28 сентября 1958 г. все пошло по типовой схеме разгрома «правых». Называлось это «сорвать белый флаг буржуазии». Критиковали коммунисты, агрессивной массовкой выступали комсомольцы, в основном из других организаций.

Весь день Тан Фэйфаня кляли на чем свет стоит. Он и полномочиями злоупотребляет, и лаборантку соблазнил, и партию ругал, и «вирус трахомы» за границу «послал», чтобы там его выделили буржуазные ученые, отняв у великого Китая заслуженный приоритет. Каждое обвинение заканчивалось речовкой: «Встаньте и кланяйтесь народу!» Когда ученый делал это, ему кричали: «А теперь садитесь и запоминайте!»

29 сентября шельмование продолжилось. Теперь звучали прямые обвинения в измене, да все на «ты»: «Сознавайся! Ты иностранный агент, американский шпион. Ты был в США и там предавал Китай. Ты продал свой народ!» И это кричали люди, которых Тан когда-то не бросил в беде, имея в кармане приглашение в западный университет. Кричали, глядя в его еще недолеченные от экспериментальной трахомы глаза.

Возражать, рассказывать биографию было бессмысленно – никто не верил. Друг сказал Тану: «Как несправедлива к тебе судьба!» «Это не судьба, – ответил Тан, – это мой собственный выбор». Следующее заседание, 30 сентября, не состоялось. Рано утром Тан Фэйфань покончил с собой. В предсмертной записке он просил жену вернуть шесть книг, которые брал почитать у друга.

В ЦК поняли, что перегнули палку: это же был единственный в Китае по-настоящему передовой ученый, почитаемый за границей. «Срывание белых флагов» по всей стране прекратили без объяснения причин. «Правых» оставили в покое, а гибель Тана скрыли, чтобы о ней не узнали на Западе. Некрологов не было, как и похорон. Вдова ходила в крематорий одна. Урну с пеплом она унесла домой и поставила у себя в спальне.