Алексей Решетун - Между жизнями. Судмедэксперт о людях и профессии

Закончились наши проблемы, когда мы стали членами студсовета, что произошло очень скоро».

«А сколько человек жили в вашей комнате?» — поинтересовался я.

«Кроме меня еще двое — Олег и Санька. Санька был родом из-под Омска и каждые выходные ездил к родителям. Заприметил его я еще в профилактории — его подселили ко мне в комнату, мама его занесла сумки с домашней едой и, уходя, сказала: «На, Саша, почитай интересную книжку». Книга называлась «Богатые тоже плачут», и он ее действительно читал. Уже тогда я понял, что скучно с ним не будет.

Санька славился двумя вещами: во-первых, он мог есть (и ел) сразу все, что имелось в комнате, то есть запивал молоком селедку, супом заедал варенье и тому подобное; и, во-вторых, он засыпал сразу же, как только открывал перед собой учебник. Обычно это выглядело так: Саша приходил из института с бутылкой пива, мы ели, потом он шел курить, возвращался, ложился на кровать на живот, ставил перед лицом книгу, открывал ее и вмиг засыпал. На свет и разговоры ему было плевать, но как только мы делали попытку выключить лампу, Санька тут же просыпался и с недовольным видом говорил: «Зачем выключаете, я же учусь!» — после чего обязательно переворачивал страницу и опять засыпал.

Денег на неделю ему давали столько, сколько остальным высылали на месяц. При этом к пятнице, как правило, Санька ходил по общаге, занимая на билет домой. Однако парень он был не подлый и всегда поддерживал компанию.

Однажды Саша сломал унитаз. Он стоял, пьяненький, облокотившись на трубу (унитазы были еще те, с бачками под потолком), пытался вызвать у себя рвоту, но как-то безуспешно — то ли вдохновения не хватало, то ли не глубоко засовывал пальцы в рот. Наша соседка Юля, увидев его мучения, искренне предложила принести ему воды. Это настолько оскорбило гордого Александра, что он строго сказал: «М-м-молчи, женщина, т-т-твое м-м-место на кухне» и упал на трубу, вырвав ее вместе с унитазом. После этого его привязали полотенцами к кровати до утра.

Учеба в институте для Санька окончилась очень рано. Еженедельные гульбища и природный пофигизм сделали свое дело. За полтора курса он ни разу не вышел на сессию вовремя. Когда мы сдавали зимнюю сессию второго курса, Саша пытался сдать летнюю первого курса, тогда это было возможно, но даже с таким лояльным подходом у него ничего не вышло. В итоге его просто отчислили. Несколько лет спустя поговаривали, что его видели подшофе в Омске в форме курсанта Высшей школы милиции.

Второй мой сосед и друг, Олег, учился в параллельной группе, но жили мы вместе, вместе тусили и вместе работали в студсовете. Олег был родом из Нагорного Карабаха, его семья незадолго до окончания им школы переехала в Омскую область, где Олег умудрился получить аттестат с серебряной медалью. Он рассказывал нам о том, как они уезжали из Карабаха, как ночью им дали на сборы два часа, и они уехали фактически с тем, что смогли увезти, оставив и дом, и большую часть имущества. Он был позитивным парнем, очень целеустремленным. На первом же курсе заявил, что будет кардиохирургом и больше никем. Судьба, однако, распорядилась иначе — он стал полостным хирургом и доработал до заведующего отделением. Именно Олегу принадлежала идея по четвергам после занятия по физиологии вместо лекций ходить в сауну, и это стало нашей доброй традицией на два года. Очень взрывной, но отходчивый, Олег умел признавать свои ошибки. Иногда, в момент какой-нибудь склоки, его большие армянские глаза наливались кровью и он кричал «Зарэжу!», однако ограничивался лишь тем, что кидал подушку в спорщика. В общаге я впервые попробовал настоящий армянский хаш — Олег варил его на нашей электрической плитке с открытой спиралью, как положено, всю ночь. Наутро в комнате стоял такой аромат, что мы, конечно, ни на какую учебу не пошли. В то время было так просто не пойти на учебу! У нас случалось всякое — мы ссорились и мирились, но всегда поддерживали добрые отношения. Уже после окончания института Олег неоднократно приезжал из Пятигорска, где работал, в Москву на конференции, и мы часами сиживали в маленьких ресторанчиках в Камергерском переулке и на Большой Пироговке, вспоминая студенческие годы. Несколько лет назад Олег с красавицей женой и маленькими сыном и дочкой погиб в автокатастрофе под Пятигорском.

А тогда, в общаге, мы жили полной студенческой жизнью. Помните, я рассказывал о друге детства Женьке и его кроликах? Опыт разделывания кроличьих тушек пригодился мне много лет спустя. В соседней комнате, тоже «трешке», обитал наш однокашник Вадик. Он носил усы и с первого курса занимался на кафедре гистологии, вел какую-то научную работу. Ботаником его нельзя было назвать, но время от времени он отрывался от коллектива. Его работа на кафедре заключалась в изучении каких-то структур глаза, а так как у людей глаза вырезать нельзя, он довольствовался глазами кроликов. Юного гистолога в его научных изысканиях интересовали лишь палочки и колбочки, а остальной кролик, то есть самая вкусная его часть, Вадика не привлекал, поэтому примерно раз в десять дней он волок тушку убиенного зверька в общагу. У нас при входе в блок висел турник, и иногда приходящие к нам люди, открывая дверь, видели такую картину: на турнике за задние ноги был подвешен кролик, его окровавленные глазницы зияли на фоне белого меха, а вокруг скакали с ножами голодные мы и сдирали с тельца шкуру. В такие вечера у нас на ужин подавалась крольчатина в сметане — по общаговским меркам, мегакрутой деликатес. Вадик окончил институт и благополучно уехал в Израиль, где и живет поныне.