Гай Лешцинер - Мозг, ты спишь? 14 историй, которые приоткроют дверь в ночную жизнь нашего самого загадочного органа

«После мысли о розыгрыше мамы я совершенно неожиданно для себя рухнул на землю, медленно сполз к гаражным воротам и, думаю, пятнадцать-двадцать секунд провалялся на подъездной дороге, слегка подрагивая».

Адриан рассказал мне о своей проблеме подробнее:

«Была еще пара случаев. Один – на сорокалетии друга. Признаюсь, я выпил пару пива, однако вечер был еще в самом разгаре, и я мог без проблем держаться на ногах. Значит, я стоял рядом с низким диваном, на котором сидели мои друзья. Тут я начал хохмить и вскоре очутился на диване, прямо у них на коленях».

В другой раз он поехал с семьей отдыхать, и они сидели на скамье для пикника, в то время как его дочка лакомилась печеньем. «Значит, мы сидели там – и снова я начал хохмить, как мне казалось, – захихикал он. – Я что-то сказал, и в итоге грохнулся лицом прямо в ее печенье, которое размазалось у меня по лицу, пришлось его оттирать».

Мы принялись более подробно обсуждать обмороки Адриана. Очевидно, что сознание он при этом не теряет: все время сохраняет связь с реальностью, слышит и видит все, что вокруг происходит. У него словно питание кто-то отключает. Ни с того ни с сего он теряет силу, его мышцы расслабляются, и он плюхается на пол, словно тряпичная кукла.

«Начинается с чувства своего рода волнения. Все происходит очень-очень быстро, и иногда мне удается его уловить. Затем почти сразу наступает слабость в ногах и особенно в пояснице. Такое ощущение, будто мышцы лишаются силы. Причем это не происходит мгновенно, как во время обморока или чего-то в этом духе. Я медленно обмякаю. Как правило, остановить этот процесс у меня не получается. Я просто съезжаю на пол. Именно скатываюсь, а не падаю, потому что это происходит медленно».

Я спросил у него, что происходит по завершении приступа. «Становится немного легче. Но я не то чтобы сразу же возвращаюсь к жизни. Скорее постепенно прихожу в себя».

Как написал его врач в сопроводительном письме, нет никаких сомнений в том, что именно провоцирует его приступы. Адриан поясняет: «Как правило, это происходит, когда – это звучит самодовольно – я вызываю у людей смех. Я шучу или делаю что-то [забавное]…»

«Я могу сидеть и смотреть выступление комика, могу от души посмеяться без каких-либо последствий. Но если я скажу что-то, что, как мне кажется, будет очень смешно для кого-то другого, то велика вероятность, что я окажусь на полу. Так что причина явно во мне», – сокрушался пациент.

Когда я встретился с женой и дочками Адриана, они поведали мне ту же историю. Тринадцатилетняя Софи и десятилетняя Эрин заговорили со мной про его чувство юмора. Когда я спросил, находят ли они своего отца смешным, Эрин категорически ответила: «Нет!» – как, я уверен, и мои собственные дочки сказали бы про меня. Софи оказалась немного более снисходительной. «Иногда, – сказала она, – все зависит от содержания шутки. Разумеется, поскольку я старше, у меня более зрелое чувство юмора, чем у Эрин, так что иногда мне смешно. В остальное время, однако, не смешно ни капли».

Затем Софи, хихикая, стала рассказывать различные истории про обмороки ее несчастного отца. Они с сестрой поведали мне про семейный поход в зоопарк. «Мы пошли к вольеру с обезьянами. Проходя мимо ограждения и увидев табличку с надписью „голубая грудка” (это такая птица), он сказал неприличную шутку, явно посчитав ее уморительной». Тут я увидел, что сидевшая за двумя девочками жена Адриана отчаянно пытается сдержать приступ смеха, пока сестры делятся воспоминаниями. Софи продолжала: «Он перевалился через ограду [перед вольером], тем самым напугав нас. Не знаю, что подумали люди, проходившие мимо. Половина его тела была с одной стороны, а половина – с другой!»

Будучи студентом-медиком, я готовился к итоговым экзаменам, в том числе по учебнику под названием «Неврология и нейрохирургия с иллюстрациями». Меня покоробило, когда я стал пролистывать его сегодня: по сути, это «Неврология для чайников». Присмотревшись внимательней, однако, я заметил, что корешок книги разломан на странице 103, и вспомнил, как меня поразило ее содержание.

Вся страница посвящена болезни под названием нарколепсия – неврологическому расстройству, которое в те годы плохо понимали. Там описывалось непреодолимое желание уснуть, возникающее в самых неподходящих местах и обстоятельствах, сонный паралич, галлюцинации в момент засыпания, а также катаплексия [5] Не путать с каталепсией. – Прим. пер. – «внезапная потеря постурального тонуса. Пациент падает на землю, оставаясь в сознании. Приступу могут предшествовать сильные эмоции – смех или плач».