Вот только у кота были свои соображения относительно гражданской обороны. Он как раз закончил вылизывать миску и пришел выразить хозяину свое бесконечное «мур-р». А тот решил водолаза изобразить. Ну да ладно, нежно мурчать мы умеем и с бортика… только он, зараза, скользкий… ХОЗЯИН!!! ОТСТАВИТЬ ПОГРУЖЕНИЕ НА ПЕРИСКОПНУЮ ГЛУБИНУ, ЮНГУ В ГАЛЬЮНЕ ЗАБЫЛИ!!!
Пришедшие с работы родители застали захватывающую картину: по мокрым полам квартиры, лихо пробуксовывая когтями на поворотах, несся мокрый всклокоченный Барсик, проигрывая некоторое расстояние собственным глазам-плошкам – те, судя по форе, дали низкий старт мгновением раньше. Следом, в маске ныряльщика с трубкой на отлете, повторяя пробуксовку на поворотах с несколько меньшей грацией (когтями не вышел), мчался Андрей. Квартиру потряс вопль: «БАРСИК, СКОТОБАЗА, ИЗ-ЗА ТЕБЯ Я ТЕПЕРЬ ЗОМБИ!!! ВЕРНИ МНЕ ДУШУ, СВОЛОЧЬ!!!» Вздохнув, отец пошел ловить зомби, а мать – вызывать спецбригаду. Роберт Мамиконян ДР в центре реабилитации
Был вторник. По вторникам обычно было мало передозировок. Мало поступлений. И мало выездов. В смене нас было четверо. И доктор Техада, который обычно сидел в кабинете и что-то писал либо спал, положив голову на стол. Шли вторые сутки подряд. Мы очень устали. Мы были друзьями. Первое поступление было в 22.20. Хоть и с соседней улицы, но поздно. С доктором пошли двое. После неудачи он всегда открывал дверь реанимации по-особому. И вот сейчас так же. Звук сдираемых с рук перчаток и его фигура в коридоре. Когда мы на него смотрели, он иногда качал головой, глядя на свои руки. Это повторилось в 22.46 и 23.11. Все так же. Похоже на дежавю. Как и вся наша работа.
– Надо отвезти их.
– Кто сегодня в Стиксе работает?
– Борха.
Мы называли отделение для умерших Стиксом. Чтоб не называть его иначе. Чтоб скрасить то, что не скрашивается.
– Положить бы монеты им на глаза…
– Харон такие не примет. Евро…
Анна всегда была евроскептиком.
Вернувшись, Стефан и Хайме сказали мне:
– Давай кушать.
Мы ели пан сон томате, хамон и остатки какой-то разогретой паэльи. Все было ужасно невкусно. Потом. Что было потом?
Потом кто-то поставил на стол шампанское. Скорее это была кава. Пить алкоголь нельзя, поэтому его быстро разлили по кружкам и спрятали бутылку в рюкзак. Вы знаете, каким невкусным становится игристое, когда его пьешь из затертых кофейных кружек? Сила воображения пропадает, пузырьки лопаются бесцельно, окаймленные непрозрачным фарфором.
Внушение ли, но кава отдавала кофеем.
– Предложить доктору?
– Попробуй.
Техада, как всегда, отказался.
Мы молчали.
– Сыграй Шопена, – попросил я Анну.
– Как поляки, так сразу Шопен. Это расизм, – улыбнулась она.
Анна очень трагично улыбалась всегда. И посему совершенно неотразимо.
Хайме достал айпод. Или айпад. Не имея, я их всегда путаю.
Анна открыла пианино. Она играла, ведя пальцами по светящимся клавишам, и светилась сама. У нее были очень красивые соломенные волосы и изящные длинные, бледные пальцы.
Закрыв глаза, я трепетал. Беспокойно билось сердце.
Мы были похожи на космических бродяг, блуждающих в галактиках, где нет настоящего солнца и пианин, вкусной еды и бокалов для шампанского.
Поступление. Уже за полночь.
Это была проститутка с улицы Десенганьё. Мулатка. Мы ее узнали.
Пошли Стефан и Хайме. Шопен закончился. В кружке бессмысленно пузырилась кава.
Я старался не быть. Прошел, наверное, час. Или нет.
Доктор Техада вышел. Как обычно. Как обычно, когда у него что-то получалось. Он посмотрел мне в глаза.
Доктор присоединился к нам:
– Вижу, у вас кофе пузырится. Отлей-ка мне немного.
Он взял кружку в руки и задумался.
– У меня день рождения, – оправдался я.
Он кивнул головой в сторону коридора и вопросительно посмотрел на Стефана.
– Спит, – ответил Стефан.
– Ну что ж, хоть что-то. С днем рождения, Роберт. Постарайся быть. Все будет хорошо. Но не сегодня.
Так испанцы не говорят. Это был особый день рождения.
Алоэ
Это хорошая история.
Был конец апреля. Мадрид. Мы работали в центре по реабилитации наркоманов, были усталы, разбиты, но удивительно бодры и наполнены жизнью.
Нас со Стефаном отправили по какому-то делу в Андалусию.
На два-три дня. Не помню, что именно за дело, но прекрасно помню, как, сев в ave (скоростной поезд), мы сразу же заснули, имея за плечами три месяца обрывистого, нервного сна.
Такая несогретость, когда спишь в ординаторской!
Читать дальше