Александр Чепурнов - Вирусолог - цена ошибки

Индивидуальная невосприимчивость. Такое бывает при некоторых инфекциях и чаще всего связано с генетическими дефектами, приводящими к отсутствию рецепторов на клеточной поверхности. И это моя единственная надежда. Так что, если в ближайшее время температура поднимется, значит, все. Собирайте с меня образцы и замораживайте – это будет мой последний вклад в науку.

– Да ладно тебе! Что за пессимизм?

– Это не пессимизм. Я просто знаю, с чем имею дело. И ты знаешь.

Теперь иди, готовься. Если вечером начнется, все будут в цейтноте. А я сейчас спокойно пообедаю, перейду в другую палату и устрою себе банный день. Иначе, если буду сидеть и прислушиваться к температуре, просто сойду с ума. И бумагу мне там приготовьте, попробую статью дописать. Потом в хлорамине искупаете и вынесете.

Барменталь маялся, не решаясь уйти после столь откровенного разговора. Алексей выдавил улыбку и помахал рукой.

Потоптавшись у двери, Барменталь вышел. Некоторое время из-за двери еще слышалась возня с крышками ведер с хлорамином, в которых он замачивал халат, маску и перчатки. Каждую в отдельной кастрюльке.

Потом громыхнула гермодверь, и все стихло – как отрезало. Внешнего мира больше нет, да и шансов тоже. Нет, маленькая надежда есть.

Теперь доказано, что часть людей заражалась, но не заболевала.

Правда, заражение наверняка было не шприцевое. Но ведь заражались, и наличие вируса в крови у этих людей доказано. Механизм в принципе известен: чтобы проникнуть в клетку, вирус должен прикрепиться к конкретному рецептору. У некоторых людей такого рецептора может не быть из-за генетического дефекта. Вот такой «дефективный» человек может оказаться счастливчиком и не заболеть. Нет рецептора, вирусу не к чему прикрепиться, и он не может проникнуть в клетку. Вирус может прикрепляться и инфицировать другие, менее важные клетки, что не позволяет ему убить организм и дает возможность развить иммунный ответ, подавив сам возбудитель. Нечто подобное известно для СПИДа.

Значит, и для Эболы есть некий рецептор на наиболее важных для этой инфекции клетках, дефектных у некоторых людей. Точнее, дефектен ген, его кодирующий, и в результате рецептора либо нет, либо он недоступен для вируса. Такие дефективные даже не замечают, что болеют.

Во внутреннее окошко постучали – обед. Какой к черту обед? Нервы как струна – натянуты и гудят. «Оказывается, на самом деле я очень боюсь.

Но с ними спорить – себе дороже. Проще поковыряться в мисках и отправить их обратно. Заодно и переход в другой бокс обсудим. Хоть какой-то задел. Отвлекусь, перейду. И вправду приму ванну – зря она, что ли, торчит посреди бокса».

Помахав, чтобы передавали обед, Алексей стал собирать вещи.

Собирать, правда, было почти нечего, и придуманная работа быстро закончилась. В это время, грохоча алюминием чашек, в передаточный шлюз составляли обед. Внешняя дверца шлюза захлопнулась – можно доставать. «Чем тут нас сегодня потчуют? Да-а-а, прямо скажем, не из ресторана». Впрочем, это интонации для самоуспокоения. Сейчас Алексей и из ресторана ничего не смог бы съесть. Съев для вида по несколько ложек из каждой тарелки, он с таким же грохотом составил все обратно. Позвонил дежурной сестре и спросил, все ли готово для перехода в бокс интенсивной терапии.

Через полчаса у двери в бокс были резиновые сапоги, противочумный халат, косынка, очки и респиратор. Надев все это, Алексей покинул бокс и, перейдя внутренний коридор, вошел в другой, перед входом в который можно было бы написать: «Оставь надежды, всяк сюда входящий». Этот бокс отличался тем, что соединялся проемом с соседним, где стояла центрифуга для плазмафереза и другая аппаратура для интенсивной терапии. Алексей расположился на новом месте. Сам вымыл ванну, хотя она была подготовлена. Наполнил ее и полежал минут пятнадцать.

Тщательно помылся и побрился. Все. Больше время тратить вроде не на что. Температура явно росла, но Алексей ждал положенных шести часов.

К шести пришли Барменталь и медсестра. По принесенным предметам Алексей понял, что, если температура высокая, сразу начнут плазмаферез, чтобы сбить первую волну. Барменталь спросил:

– Ну как самочувствие, что температура?

– Кажется, поднимается, но надо мерить.

– Ну вот и давай сделаем это. Я тут как раз новый термометр принес.

Почти контактный: измеряет температуру во рту за несколько секунд.

– Вставь мне этот градусник в ж…, когда я окоченею, чтобы окончательно в этом убедиться. Сейчас я пять минут подержу старый добрый ртутный термометр под мышкой, а ты отвлекай меня разговорами на общие темы.