Брайан Свитек - Кости - скрытая жизнь [Все о строительном материале нашего скелета, который расскажет, кто мы и как живем]

Тот факт, что как минимум некоторые неандертальцы преднамеренно и заботливо хоронили своих погибших соплеменников, открывает нам нечто новое об их разуме и культуре. «Сложно представить, будто группа людей могла совместно выкопать могилу, расположить в ней тело вместе с ритуальными подношениями, при этом никак между собой вербально не взаимодействуя», — заметил Франческо Д’Эрикко вместе с коллегами [74] «Сложно представить»: d’Errico, Francesco, Christopher Henshilwood, Graeme Lawson, Marian Vanhaeren, Anne-Marie Tillier, Marie Soressi, Frederique Bresson, et al. «Archaeological Evidence for the Emergence of Language, Symbolism, and Music — An Alternative Multidisciplinary Perspective». Journal of World Prehistory 17, no. 1 (2003): 1–70. . На раскопках участка возрастом примерно 60 000 лет, в пещере Амуд в Израиле археологи обнаружили похороненного 10-месячного ребенка, на бедре которого лежала челюсть благородного оленя. В осадочной породе сирийской пещеры Дедерия возрастом 75 000–45 000 лет был найден погребенный двухлетний ребенок, возле его головы лежал обломок известняка, а на грудной клетке — кусок кремния. А еще есть грот Ла-Ферраси во Франции. Здесь археологи обнаружили останки как минимум восьми неандертальцев. Это были дети — от недоношенных младенцев до десятилетних, — рядом с которыми лежали скелеты взрослой женщины и взрослого мужчины. Большинство из них, судя по всему, были похоронены вместе с различными погребальными атрибутами, такими как обломки кости и каменные орудия. От Узбекистана до Ирака, от Франции до Израиля разные группы неандертальцев на протяжении тысячелетий целенаправленно хоронили покойников [75] От Узбекистана до Ирака: Langley, Michelle, Christopher Clarkson, and Sean Ulm. «Behavioural complexity in Eurasian Neanderthal populations: a chronological examination of the archaeological evidence». Cambridge Archaeological Journal 18, no. 3 (2008): 289–307. . Только благодаря их заботе о мертвых в нашем распоряжении имеется столько скелетов для изучения.

Мы не можем узнать, что именно неандертальцы думали о смерти и костях. С учетом огромного разнообразия наших собственных толкований было бы ошибкой проецировать на них какую-то конкретную систему верований, тем более одну из современных. На самом деле именно это и приключилось со скелетом, известным как Шанидар IV, — вокруг его костей была обнаружена растительная пыльца, что привело ученых к заключению, будто эти растения оказались там не случайно и цветы в культуре этих людей имели особое значение, однако проведенный впоследствии анализ показал, что пыльцу, скорее всего, разнесли местные насекомые и другие опылители. И тем не менее то, как неандертальцы обращались со своими покойниками, говорит нам, что люди — пускай и не относящиеся к нашему виду — придавали особое значение мертвым еще десятки тысяч лет назад, добавляя к видимой реальности некоторый символизм. И с учетом растущей заинтересованности создание конкретного образа смерти было лишь вопросом времени.

Никогда не существовало какого-то единого представления о Смерти. Я, например, знаком с ее образом по обложкам альбомов хеви-метал, магазинам хеллоуинских костюмов и романам Терри Пратчетта — скелет в черной мантии с косой в руках. Но это лишь признак того времени и той культуры, в которых я живу. Раз за разом люди заново переосмысляли Смерть не просто как сокрушительную силу, а как настоящую личность, добрую или злую.

Так появился Танатос у древних греков — бог, который просто делал свою работу. Кто-то должен был доставлять живых в царство мертвых, и эта роль досталась крылатому божеству. Миктлансиуатль у ацтеков меньше заботило перемещение между мирами — ее главной задачей было присматривать за останками покойных. Подобные сверхъестественные создания следили, чтобы переход от жизни к смерти совершался в установленном порядке. Они не были злыми и лишь выполняли возложенные на них роли. Вслед же за опустошениями, оставленными после себя чумой в Евразии XIV века, образ Смерти принял куда более зловещий оттенок. Именно тогда Смерть как персона стала пугающей. Человеческие жертвы были грандиозными, и чума навсегда оставила свой отпечаток в культурном сознании. В эти времена по Скандинавии распространился образ Песты — злобной старухи, бродившей от города к городу и решавшей, кому жить, а кому умереть. Классический образ смерти как старухи с косой тоже появился в результате этого европейского бедствия XIV века — облаченный в мантию скелет напоминал людям, во что они превратятся по прошествии времени, а косой старуха отрезала людей от мира живых, чтобы отнести собранный урожай в иной мир. Тем не менее, несмотря на это распространенное воплощение наших страхов, представления о поведении смерти варьировались. Иногда Смерть действительно убивала человека, которому предназначено умереть, и забирала его с собой. В других вариациях Смерть выступала скорее в роли проводника и посланника, являясь за теми, кого уже не стало. Как бы то ни было, этот образ врезался в общественное сознание, и теперь о Смерти именно в таком обличье знают практически во всех уголках мира. Скелеты стали символом мрачного и неизбежного конца, который нам всем светит, и это лишь усилило нашу зацикленность на них.