Михаил Щетинин - Дыхательная гимнастика А.Н. Стрельниковой

С Александрой Николаевной Стрельниковой, педагогом по вокалу, познакомился в 1951 г. в г. Новосибирске в Инском доме культуры железнодорожников. Регулярные занятия с Александрой Николаевной продолжались до августа 1953 г. Этому человеку я обязан очень многим, это касается не только пения.

Когда наши занятия начались, я мог только мечтать о поступлении в музыкальное учебное заведение. Голос мой прекращался на «соль» второй октавы. В 1953 г. 15 августа на пробе в Московскую консерваторию я уже смог показать полный диапазон тенора («до» третьей октавы) и был зачислен с консерваторию с оценкой «хорошо».

Во время обучения в консерватории я не мог продолжать регулярные занятия с А.Н. Стрельниковой по зависящим и не зависящим от меня причинам. В 1958 г. я заканчивал Московскую консерваторию и государственная экзаменационная комиссия поставила мне оценку «хорошо». Но обстоятельства сложились так, что мне была предоставлена возможность заниматься в консерватории еще один год. Вторично я сдавал государственный экзамен в спектакле «Богема» в партии Рудольфа в оперной студии 30 мая, перед которым взял у А.Н. Стрельниковой не более 15 уроков и получил оценку «отлично».

Быть может, в силу моей молодости с моим мнением считаться не будут, но факты — вещь упрямая.

3 января 1960 г.

От автора

Все эти годы отзыв ведущего солиста Московского музыкального театра им. К.С. Станиславского и В.И. Немировича-Данченко, Народного артиста России А.М. Мищевского хранился в архиве моей учительницы А.Н. Стрельниковой. На протяжении всех 12 лет, которые я был рядом с ней, я видел Анатолия Михайловича несчетное количество раз. Он постоянно и регулярно приезжал к ней на уроки вокала, мы с Александрой Николаевной пересмотрели в театре все спектакли с его участием. И во всех он исполнял ведущие теноровые партии.

Яркий, звучный голос, необычайный темперамент, импульсивность и экспрессия в каждом движении тела, колоссальная выносливость и работоспособность — таким он был на сцене и в жизни. Он был «пропитан» стрельниковской гимнастикой до кончиков волос. Он делал ее ежедневно, делал всегда, не раскрывал рта, чтобы запеть, не сделав перед этим хотя бы несколько стрельниковских вдохов-движений.

Когда он приезжал распеваться, Александра Николаевна всегда говорила: «Мишуничка, послушай Толю!» Я садился на диван, забиваясь в самый дальний от фортепиано угол комнаты, и замирал в ожидании удовольствия. Пение Анатолия Михайловича для меня всегда было удовольствием. Он абсолютно ничего не делал для того, чтобы куда-то направить звук, усилить его, как-то «окрасить» тембр и так далее. Он просто открывал рот, и звук шел сам — красивый, сочный. Он заполнял всю комнату, пытаясь прорваться сквозь стены, давил на барабанные перепонки, от него никуда нельзя было деться, спрятаться. И мы с Александрой Николаевной наслаждались звуками этого голоса.

Лицо моей учительницы в такие минуты выражало блаженство. «Смотри, Миша,— говорила Александра Николаевна в перерывах между вокальными упражнениями,— смотри, как нужно стоять на высокой ноте, как нужно держать руки, голову! Смотри: какая спина у Толи!» А Анатолий Михайлович никуда не посылал звук, наоборот, он как бы пытался удержать его в себе, не давая ему выходить, вырываться из тела. И это тело — звучало, звучало все: от паха до макушки! А я сидел, стараясь запомнить каждую рекомендацию, каждое слово Александры Николаевны...

Как будто вчера это было... Несколько лет назад трагически погиб Анатолий Михайлович Мищевский — невосполнимая потеря для всех нас, стрельниковцев. Остались фотографии, в театре сохранились записи его голоса. А память цепко держит те минуты удовольствия, которые подарил мне своим пением человек, петь которого научила моя учительница Александра Николаевна Стрельникова!

В 1973 г. я, демобилизовавшись из рядов Вооруженных Сил, приехал в Москву к родственникам. Так как я очень любил петь, стал заниматься в доме культуры рядом с метро «Спортивная». Народно-певческая школа объявляла о приеме слушателей на вокальное отделение. Несмотря на то, что я был слегка простужен, все же пошел прослушиваться. Сидит комиссия — солисты Большого театра. Александра Николаевна тоже была в комиссии, но сидела не за столом, а на задних партах.

Я запел русскую народную песню «Родина» (Вижу чудное приволье...). Чувствую — сиплю, поэтому в самом конце ушел на фальцет. Комиссия сказала: «Все понятно...». По интонации понял, что я не прошел.