Игорь Гриньков - Хроники судебного медика — 2

В целом благосклонный прием читателем первой книги «Очерки судебного медика (опыты эксгумаций)», положительные отзывы людей, мнение которых мне не безразлично, а, главное, неисчерпаемость самой темы подвигли меня на создание второй книжки. Жанр тот же, традиционный — очерки о следователях и судебно-медицинских экспертах и об их участии в расследовании преступлений против жизни граждан, в основном, умышленных убийств, часть которых сопряжена с сексуальным насилием. Вторая половина новой книги заметно отличается от первой. В главе «Сюжеты» собраны анекдоты (по С. И. Ожегову, очень короткие рассказы с забавным, смешным содержанием и острым концом), но не придуманные истории, а курьезные случаи, взятые из жизни сотрудников нашего Бюро судебно-медицинской экспертизы и прокурорских работников Калмыкии. «День в жизни» (я даже не знаю, к какому жанру его отнести, но пусть этим занимаются другие) — такая же реальная история, которой я попробовал придать более художественную форму эссе. Ее криминальная составляющая — то, что действительно было на самом деле, остальное можно считать (а можно не считать) вымыслом автора. Видно, в жанре чистого очерка мне становится тесновато; пиджачок начинает жать в плечах.

«Прошлое и настоящее» не означает окончательную точку в жизнеописании наших следователей и экспертов, хотя, не исключено, что это переход к другому этапу.

При написании второй книжки я старался избежать тех недостатков, огрех и просчетов сугубо литературного характера, которые, несомненно, имелись в первой и о которых прекрасно осведомлен; некоторые абзацы я сейчас написал бы по-другому. Я полностью отдаю отчет в том, что не являюсь профессиональным литератором, и добиться художественного совершенства и гармонии очень трудно, но, с другой стороны, и не ставил перед собой задачи приблизиться к «бессмертным». Так что, «небожители» могут спокойно отдыхать.

Мои амбиции не простирались дальше стремления к честному, добротному изложению материала, который должен был по замыслу превышать уровень среднестатистического, то бишь макулатурного детективного чтива, убойного по сюжету, но убогого по смыслу. Я пытался писать свои очерки простым, нормальным, понятным русским языком, без всяческих модных изысков, строго придерживаясь фактов, дат и хронологии излагаемых событий.

При этом старался следовать совету «красного» графа Алексея Толстого, автора романов «Хождения по мукам» и «Петр Первый», большого сибарита и замечательного писателя:

«Не стоит забывать, что книга пишется для читателя, поэтому она должна быть интересной и увлекательной».

Что верно, то верно, тяжеловесный слог далеко не всегда означает глубину проникновения в материал и мудрость автора. Но и легкость изложения не должна переходить в легковесность. Найти нужный баланс достаточно сложно.

Я даже в мыслях не провожу кощунственных аналогий, но ведь ни Антон Чехов, ни Михаил Булгаков, ни Виктор Вересаев (Смидович), то есть, писатели из врачей, не заканчивали литературного института имени Горького, которого, к счастью, тогда не существовало. Таким образом, они формально не получили специального литературного образования, что не помешало им стать настоящими Мастерами. А Эрнст Хемингуэй учился писательскому ремеслу, посещая в Париже богемно-литературный салон Гертруды Стайн, и усердно читая Джойса, Льва Толстого и Федора Достоевского.

Когда кому-то даровано нечто свыше, то это рано или поздно проявится в той или иной степени. Модильяни и Ван Гог тоже не учились в Академии художеств. Этим я вовсе не хочу сказать, что основы писательского дела не следует постигать (графомания бездарного дилетанта ужасна!), но если в человеке нет «искры Божьей», то в лучшем случае он будет писать внятные, довольно грамотные, но безликие тексты. Но это не есть художественная или документальная литература. Стилю не научишь, шарму не научишь; они внутри того, кто берется за перо. У настоящих авторов буквально с первой страницы мы чувствуем особую ауру, аромат и атмосферу, присущие только одному ему, позволяющие безошибочно определить: это проза Ивана Куприна, это — Жоржи Амаду, это — Акутагавы Рюноске, это — Франсуазы Саган и т. д.

Мои герои — не супермены, которых не существует в настоящей жизни, а обыкновенные опера, следователи, криминалисты, судебно-медицинские эксперты, причем, не выдуманные, а реальные. Одним словом, «рабочие лошадки», которые, понукаемые начальством, тянут телегу следствия, невзирая на ухабы и колдобины, сплошь и рядом встречающиеся на их пути.