Array Коллектив авторов - Гуманитарное знание и вызовы времени

Витгенштейн, естественно, не может относиться к ним как к реальности. Но вместе с тем он вынужден признать тот факт, что та основа, которая казалась ему твердой , оказалась трясиной . Возникает искушение сказать, что только мой собственный опыт является реальным. Но это значит, что всякий другой может сказать то же самое.

Такое право, конечно, существует, но я могу достоверно судить только о своем личном опыте. Я не могу стать абсолютно тождественным любому другому и поэтому не могу удостоверить истинность его утверждений. «Я могу знать только то, что я имею личные опыты, которые не имеет никто другой» [178]. «Чувственные данные человека приватны ему самому». Философ, который это говорит, утверждает Витгенштейн, может считать, что он высказывает научную истину .

Если приватность чувственных данных человека, а он находится в их реальности в восприятии мира, является научной истиной , то тогда научная интерпретация самости совпадает с интерпретацией солипсизма .

Витгенштейн вносит свои коррективы в традиционное понимание солипсизма как герметическую замкнутость человека в своих чувственных восприятиях реальности. Солипсизм относится к знанию, которое можно с полным правом назвать научным . Это – индивидуальное знание, основанное на твердой уверенности в знании, которое дано непосредственным образом во внутреннем восприятии мира человеком . В этом смысле действительное фактическое знание – это знание внутреннее. Нельзя твердо знать знания другого . Можно о них только догадываться, воспринимать гипотетически. Солипсизм в научном знании – это ограниченность сферы твердого знания соответственным знанием индивида.

Коль скоро солипсист как ученый-философ утверждает свою истину для всех , он сразу же попадает в концептуальную ловушку: его никто не может услышать, ибо только он знает свою приватную истину реально , которую, однако, никто другой адекватно воспринять не может. Эта истина, которая позиционируется как научная, вступает в очевидное противоречие со здравым смыслом, отражающим факты повседневной реальной коммуникации людей, их взаимного идентичного сопереживания на всех уровнях действительной жизни .

Однако это противоречие не смущает Витгенштйна. Он полагает, что факт коммуникации с другим просто должен получить адекватную интерпретацию. Для этого следует избегать путаницы при использовании слова «реальный». Если мой опыт является реальным для меня, то опыт другого может находить свое словесное выражение , которое я воспринимаю, но это восприятие не тождественно непосредственному чувственному переживанию. Если мое Я говорит: «У него (другого) реальная зубная боль», то эта фраза бессмысленна, ибо она не адекватна правилам коммуникации. Я не переживаю зубную боль другого. Мое мышление о зубной боли другого имеет иное содержание. Это совсем другие правила самоидентификации. Аналогичным образом пешка на шахматной доске может повторить некоторые ходы офицера. Но в целом она не может ходить так, как ходит офицер, поскольку это будет нарушением правил игры. Возражение солипсизма на критику кажется удовлетворительным: «Когда что-то видится (реально видится), это всегда я , кто видит это». Но сам Витгенштейн видит определенную загадочность этого возражения, поскольку не ясно, кто этот всегда ? [179]Он сам говорит, что этот всегда не «всегда L.W.». Но всегда имеется в виду, что личность, которая видит, та же самая всегда.

Но что означает та же самая ? Ведь не тело же, которое испытывает фатальные возрастные изменения. Если же иметь в виду внутреннюю когнитивную сущность личности, то она может быть двойственной – как доктор Джекил и мистер Хайд. Значит ли это, что двойственная личность реально видит мир по-разному? Это – проблема идентичности личности, которую Витгенштейн пытается решить с помощью ссылки на реальность константности памяти . Но и здесь возникает проблема двойственности личности; можно помнить только хорошие события жизни; но можно помнить только экстраординарные события, и на этой почве возникает иная идентичность. Поменяется мое тело, мое поведение и даже моя память. Так что же сохраняется в моем Я, в моей идентичности? Только процесс самовидения ? – ставит вопрос Витгенштейн [180]. Но процесс самовидения сам по себе лишен конкретного содержания. Без конкретного содержания самовидение можно объявить единственной общностью научного мышления, но это – рефлексия, которая не приводит к научным открытиям.