Валерий Земсков - Образ России в современном мире и другие сюжеты

Истина, сама действительность, история культуры при таком подходе становятся объектом споров и различных интерпретаций. Поясним эту мысль несколькими примерами. Вспоминается одно из последних выступлений выдающегося философа и историка A. Ф. Лосева в Малом зале ЦДЛ. В ответ на вопрос, что такое миф, он ответил: «Всё миф! Вы – миф, я – миф, Санкт-Петербург – миф, Толстой – миф…». И так далее.

Что хотел сказать Лосев? Да просто то, что всегда говорил и писал: культура и история – система символически обозначенных смыслов, в том числе в форме метафор и мифообразов. У Лосева гносеологические посылки были совершенно иные, чем у Лотмана, а вот выводы похожие. В статье «Возможна ли историческая наука и в чем ее функции в системе культуры?» на вопрос, возможно ли «представить прошлое, как оно было на самом деле», Лотман дал компромиссный ответ. «Взаимоотношения памяти культуры и ее саморефлексии строятся как постоянный диалог: тексты из хронологически более ранних пластов вносятся в культуру, взаимодействуют с современными механизмами, генерируют образ (курсив мой. – B. З.) прошлого, который переносится культурой в прошлое и уже как равноправный участник диалога воздействует на настоящее». И далее: «…этот образ исторического прошлого не антинаучен, хотя и не научен» [126]. А вот что писал В. Н. Топоров: «.тексты (в нашем случае – исторический “рассказ”. – В.З.) есть отражение цельно-единого культурно-исторического, религиозно-нравственного и психологического комплексов» [127], т. е. культуры в целом.

То же самое, по сути, что говорили Лосев, Фуко, Лиотар. Разница в дефинициях.

В наше, уже в посткризисное время, когда положения постструктурализма словарно классифицированы, И. В. Кондаков рассматривает исторический дискурс как самостоятельный культурный феномен. «Любые “прочтения” исторического процесса, разновидности формы его теоретической концептуализации и экспликации суть прежде всего феномены культуры, порождения… культурологической или культурно-философской мысли той или иной исторической эпохи, а потому в не меньшей степени говорят об эпохе, породившей соответствующие теории и концептуальные построения и оценки, нежели об эпохе, служащей предметом исторического познания». И далее: «…представление об истории как культурном процессе и семантическом поле… приводит к образованию системы особых многозначных образов-понятий (по существу – символов), которые оказываются равно применимыми как в отношении социально-исторического процесса, так и культурно-исторического процесса, а потому выступают как последние объяснительные конструкции теоретизирующего сознания» [128]. А далее он отмечает, что все эти категории, понятые как культурная традиция, норма, ценность, т. е. взятые в своем культурном значении, связаны с национальным менталитетом, типом культуры, которые продуцируют свои «картины мира», культурологические механизмы, порождающие свои «Истории» и «Истории литературы» как системы своих смыслов.

Иными словами, и собственно историк, и историк культуры и литературы оперируют образами-понятиями, по существу – символами, метафорами…

Какой вывод приходится из этого сделать? В «картезианском» знании считалось, что область науки – сфера манипулирования собственно научными категориями, а цель – установление истины; в «неклассической» науке оказалось, что это область культурных знаков, смыслов, а смыслов, как известно, может быть множество. Каждая культура, каждая традиция, цивилизация – система смыслов. Таким образом, в неклассической науке квантом знания становится не истина, как то было в пределах декартовской логики, а компромиссный квант знания – смысл , в котором соединяются субъективное и объективное, универсальное и частное, особенное, свойственное той или иной культуре, традиции, цивилизации.

То есть смыслы и их метафорически-символические выражения вырастают из матричных оснований культуры, и знание погружено в эту культуру, ею порождается и определяется.

Культура в своем развитии производит исторические факты, но таковыми они становятся только в ее интерпретации или в интерпретации другой культуры, видящей их сквозь свою смысловую «сетку».

Ю. С. Степанов сделал важный шаг в создании интерпретации культурно-цивилизационной онтологии в труде «Константы. Словарь русской культуры» [129], выдвинув в качестве ключевой категории понятие «концепта». Концепт – это смыслообразующие и смыслосодержащие сгустки культуры, ее кванты, причем – и в этом его открытие – они образуют синонимию между материально-предметным и духовным мирами, складываясь в константы, т. е. в единую ткань культуры-истории.