Под ред. И.Ренчлера, Б.Херцбергер, Д.Эпстайна - Красота и мозг. Биологические аспекты эстетики

Философские и естественнонаучные объяснения общеприемлемости эстетических суждений

Коль скоро общезначимые эстетические суждения о красоте действительно возможны, то опять встает извечный кантов вопрос: а как это может быть? Ответ, вытекающий из приведенных выше рассуждений, состоит в следующем: насчет того, как судить о красоте, существуют единые и общеприменимые правила. Правила эти должны опираться на какие-то глубокие начала, внутренне присущие либо всем человеческим существам, либо всем без исключения прекрасным предметам. Упор в этом объяснении надо сделать на первой части, а в особенности — на всеобщих свойствах человеческого восприятия. В самом деле, воспринимаемый объект создается творческой деятельностью человеческого сознания (включающей и то, что Кант назвал «даром воображения»).

Трансцендентальные методы — лучшее средство объяснения наших эстетических переживаний: убеждение в этом заставляет отдать предпочтение подходу, сосредоточенному на изучении возможностей человеческого восприятия. Ведь никакой предмет «как таковой» никоим образом не познаваем, а всякое описание предмета — это всегда описание какого-то продукта сознания. Поэтому начинать следует, видимо, не с перебора всех бесконечно разнообразных «прекрасных» объектов, а с изучения механизмов, участвующих в «порождении красоты». Если красота, как можно полагать, определяется не содержанием и не материей, а формой, то намеченный подход получает еще одно обоснование: «порождается» (в сознании) в первую очередь именно форма. И еще один довод. Хомский выдвинул гипотезу о существовании всеобщей грамматики [28]. Если считать эту гипотезу приемлемой, то еще более убедительной покажется аналогичная гипотеза о существовании всеобщих законов эстетики. Хомский обосновывает свою гипотезу указанием на несоответствие между языковым «входом» и языковым «выходом». Вспомним теперь, как мы обучаемся судить о красоте и как мы о ней судим. Эмпирических данных, которыми мы при этом располагаем, намного меньше, а сами они еще более неопределенны, двусмысленны и отрывочны, чем на соответствующих «лингвистических входах». И тем не менее обработка таких данных приводит к поразительно единообразному конечному результату: представители различных культур приходят к сходным выводам о красоте показанного им объекта, и это указывает на сходство или тождество управляющих и организующих механизмов сознания. Точно так же, как существует, по-видимому, всеобщая языковая грамматика, должна существовать и столь же всеобщая грамматика эстетическая — в основе обеих должна лежать нейронная организация человеческого мозга.

Сказанное обосновывает все тот же вывод и опять приводит к нему же: в попытках объяснить возможность общеприемлемых эстетических суждений философия должна использовать данные наук о мозге. Она должна учитывать результаты таких научных дисциплин, как биология, этология и нейробиология. Это не означает, что философские учения о прекрасном необходимо свести к биологии. Всеобщие законы эстетики неотождествимы с их биологической основой. Законы эстетики представляют собой нормативные принципы, тогда как их биологическая основа — это совокупность опытных фактов. То, что есть, не предопределяет того, чему следует быть, а потому эти всеобщие законы и их биологические основы суть вещи разнородные. Кроме того, биологические основы зачастую чисто материальны (как и должно быть, если вспомнить, каковы задачи и методы биологической науки). Законы же эстетики, напротив, сугубо материальными объектами быть не могут. Полезно, видимо, добавить, что различия между нормой и фактом отражают какие-то аспекты различия между сознанием и мозгом.

Эти различия не только указывают нам сферу философских изысканий, лежащую за пределами сферы биологических исследований, но и влекут за собой постановку философских вопросов. Как связаны между собой нейробиологические основы восприятия и нормативные правила эстетических суждений? Как соотносятся мозг и сознание? Ко всем этим вопросам нужно подойти с позиций причинности, логики и онтологии. На них невозможно ответить, не приняв в расчет соответствующих гипотез таких наук, как биология, но они остаются философскими вопросами. Можно даже утверждать, что они представляют собой современные варианты постановки классических философских проблем — проблемы должного и действительного («нормы и факта») и проблемы тела и духа. Биология вносит в их разрешение свой вклад — он состоит в обосновании того, что я назвал обобщенным трансцендентальным подходом,