Абрам Рейтблат - Фаддей Венедиктович Булгарин - идеолог, журналист, консультант секретной полиции. Статьи и материалы

В данной статье речь пойдет о Николаевской эпохе. В принципе можно было бы продемонстрировать определенный параллелизм их общественных позиций и взглядов и в предшествующий период (характерно, например, что и тот, и другой входили в околодекабристский круг и были идейно и лично тесно связаны с литератором-декабристом А. Бестужевым, но при этом декабристы опасались делать им предложения о вступлении в тайное общество [162]; на обоих делались политические доносы; оба находились под полицейским надзором, и т. д.). Однако, с одной стороны, круг источников, характеризующих их взгляды в этот период, гораздо уже, чем по Николаевской эпохе, а с другой – именно в Николаевскую эпоху Пушкин обратился к журналистике.

Для правильного понимания соотношения взглядов Пушкина и Булгарина нужно представлять общий расклад идеологических и политических позиций в России в эту эпоху, контекст, в рамках которого они действовали. Однако обобщающие работы такого рода практически отсутствуют, что вынуждает нас предпослать статье краткий обзор политико-идеологического спектра взглядов в России первой трети XIX в. При этом, как уже отмечалось, спектр этот был достаточно узок: и дистанция между крайними позициями была не очень велика, и сами эти позиции были не четко проявлены.

После того как Петром I был начат процесс интенсивной модернизации, идеологические позиции в основном определялись этим процессом. Интеллектуальная элита рассматривала себя в качестве важнейшего агента процесса модернизации и европеизации страны, видела свою задачу в просвещении населения, что означало на практике усвоение достижений европейской науки и техники, европейского образа жизни, моральных и эстетических норм и т. д. В XVIII в. сформировалась и стала господствовать среди лиц интеллектуального труда просвещенческая идеология. Ю.М. Лотман отмечал, что «основой культурного мифа Просвещения была вера в завершение периода зла и насилия в истории человечества. Порождения суеверия и фанатизма рассеиваются под лучами Просвещения, наступает эра, когда благородная сущность Человека проявится во всем своем блеске. <���…> То, что исторически сложилось, объявлялось плодом предрассудков, насилия и суеверия. То же, что считалось плодом Разума и Просвещения, должно было возникнуть не из традиций, верований отцов и вековых убеждений, а в результате полного от них отречения» [163].

В качестве конечной цели реформирования страны выступало равноправное (в мечтах – первенствующее) положение ее среди европейских государств.

Быстрые и интенсивные перемены в образе жизни дворянства в XVIII в., ряд реформ в сфере управления страной и, главное, страх, что реформы затронут основу экономического благосостояния дворянства – крепостное право, стали вызывать с конца этого века определенное сопротивление, у некоторых (весьма немногочисленных) идеологов появилось желание прекратить реформы и пересмотреть некоторые их идеологические основы. Однако это течение сильно отличалось от западного консерватизма.

Американский историк А.М. Мартин пишет применительно к этой эпохе: «Современный консерватизм в России и Европе был следствием отказа от просвещенческого рационализма и материализма, которые достигли кульминации во Французской революции; это был многоаспектный феномен, полный противоречий. <���…> Подрываемый <���…> внутренними напряжениями, консерватизм был обычно интеллектуально согласованным и политически эффективным, только когда его приверженцы создавали убедительную антиреволюционную традиционалистскую идеологию и использовали ее для защиты конкретных интересов своей естественной опоры, господствующих классов.

Но попытки русского консерватизма достигнуть такой согласованности были безуспешны из-за революционной динамики государства, которое он намеревался защищать.

Романовы в течение ряда поколений действовали, чтобы искоренить традицию и вестернизировать свою страну по просвещенческому образу. <���…> Когда Французская революция в конце концов продемонстрировала подрывные последствия просвещенческих идей, было уже слишком поздно отказываться от них без ослабления идеологических основ русской монархии как таковой.

Кроме того, как следствие Петровских реформ, социальная база консервативного движения – независимое дворянство, традиционная церковь и группы с корпоративными интересами (типа французского парламента или немецких гильдий) – или не существовали в России, или были внутренне тесно связаны с реформирующимся, вестернизирующимся государством» [164].