Array Сборник статей - Псевдонимы русского зарубежья. Материалы и исследования

В течение 1920-х гг. Брандт завязывал конспиративные контакты с оказавшимися в эмиграции русскими, которые посвятили себя «изучению» «жидомасонства» и борьбе с ним. Среди них были проживавшие в Париже антисемитские публицисты Н. Е. Марков (1866–1945) [320], А. Д. Нечволодов (1864–1938) [321]и Н. Ф. Степанов (1886–1981). Как и Брандт, Нечволодов участвовал в конгрессе антисемитов 1924 года в Париже; он состоял с 1925 г. в переписке с Розенбергом, который незадолго до смерти Нечволодова обещал последнему поддержку для публикации одного из его антисемитских произведений [322]. Что касается Степанова, то дело его жизни заключалось в «изучении» масонства и конспиративной борьбе с нем, причем он близко сотрудничал с Жуэном. Под псевдонимом «Н. Свитков» он опубликовал несколько соответствующих произведений, в том числе «Масонство в русской эмиграции» (Париж, 1932) и «La Grande Loge de France. Constitution et règlements» (Paris, 1934. Vol. 1–2). На старости лет он был пострижен в Хевроне в монашество под именем Александр [323]. К единомышленникам и корреспондентам Брандта в Германии принадлежали П. Н. Шабельский-Борк (Попов; 1892–1952) [324]и Г. В. Бостунич (Gregor Schwartz-Bostunitsch; 1883–1946?). Протеже Гиммлера Бостунич, в 1930-е гг. сделавший карьеру в СС как «масоновед» [325], в 1943 г. в письме сотруднику Службы безопасности (СД) оберштурмбаннфюреру СС Гюнтеру Брандту (Günther Brandt) рекомендовал Евгения Эрвина Брандта («Eugène Erwin Brandt») как «известного исследователя ритуальных убийств», с которым он знаком с 1926 года [326].

В сентябре 1933 г. Флейшхауер и де Поттeр основали частное антисемитское новостное и пропагандистское агентство «Welt-Dienst» («Мировая служба») в Эрфурте [327]. На знаменитом Бернском процессе против распространителей «Протоколов сионских мудрецов» (1933–1935) Флейшхауер выступил в качестве свидетеля-эксперта со стороны ответчиков-антисемитов. Пытаясь доказать подлинность «Протоколов», он «использовал свои международные связи для установления контактов, поиска свидетелей и создания доказательной базы. Поддержку он нашел в среде правых русских эмигрантов» [328]. Н. Е. Марков в письме к Б. П. Тедли (Tödtli; 1901–1944) – одному из сотрудников Флейшхауера, русскому швейцарцу и члену «Всероссийской фашистской партии» – от 5 ноября 1934 г. указывал на Брандта как на специалиста в вопросе о ритуальных убийствах и антисемитского единомышленника:

В Дании живет Евгений Карлович Брандт, выпустивший 4 [!] тома изысканий по ритуальным убийствам. У него богатое собрание сочинений по данному вопросу. Его я знаю как очень энергичного борца с темными силами. Он способен, думаю, поехать в Берн и явиться свидетелем… [329]

Хотя свидетельское показание Брандта не состоялось – все свидетели защиты были отвергнуты председателем суда незадолго до заключительного судебного заседания в мае 1935 г., – он все же действовал за кулисами в качестве передаточной инстанции между Флейшхауером и Тедли и русскими эмигрантами в Париже. Марков и Степанов доверяли Флейшхауеру, однако де Поттeра они считали «провокатором и даже жидовским шпионом» [330]и отказывались поехать в Берн в качестве свидетелей. Брандт обещал, что совместно с Флейшхауером будет проводить расследование с целью добиться истины. «Всякие чувства дружбы будут временно отложены в сторону – одним словом, мы подойдем к делу вполне объективно, без всякого предвзятого мнения» [331]. Недоверие к де Поттeру было связано с тем, что тот прибегал в своей корреспонденции к многочисленным псевдонимам, что чрезвычайно сбивало с толку получателей его писем [332]. Однако Брандт видел в этом лишь человеческую слабость:

Нужно ведь считаться и с человеческими слабостями и недостатками. […] Есть люди, которые пишут такими «загадками», думая, что они этим способом страхуют себя от перлюстрации. Это очень наивно, но возможно. Лично я, а также, очевидно, и все, которые бывали на съездах, давно уже знают разные клички Поттера […]. Раньше были и другие имена. Мне, например, Поттер почти никогда не писал под своим настоящим именем, а всегда подписывался каким-либо другим (за исключением самых первых писем). Это была одна из его слабостей, которая, по-моему, была ни к чему, ибо таким способом от жидов не скроешься [333].

Флейшхауер, напротив, защищал применение псевдонимов:

Разные имена, которыми подписывается П[оттер], вызваны как раз соображением затруднить работу перлюстраторов, а отнюдь не для того, чтобы обманывать своих же друзей. Это общепринятое правило, и, напр., старик Фрич [334]в переписке со мной каждый раз подписывался иным именем, и я отлично знал, что это все тот же мой старый друг и учитель. Оттого я предполагал, что и другие это поймут. Все наши друзья во всех странах света всегда это отлично понимали и понимали, что это вызвано желанием обмануть перлюстраторов. Лишь излишней мнительностью, столь понятной и вызванной особыми обстоятельствами наших русских друзей в Париже, могу я объяснить это недоразумение [335].